— Не надо, — запротестовала Либби, — мы два года ждали ребенка, копили деньги, и вот, слава Богу, дождались.
— Но это не навсегда, — еще раз предостерегла Труди счастливую парочку, — это моя дочь.
— Конечно, твоя, — недовольно согласился Бастер. — Надеюсь, ты еще не успела испортить ее наркотиками.
— Бастер, не кочевряжься, — приструнила его Либби, — что ты говоришь при ребенке?! Послушай, Труди, скажи пожалуйста, а сколько жизней было у твоей девочки?
— О Господи! — возопил Бастер.
— Прекрати, Бастер! — прикрикнула на мужа Либби.
— У нее только одна жизнь, — драматически сказала Труди. — Только одна крохотная и печальная жизнь. — И подумала о своей собственной горемычной жизни.
Ночевать Труди осталась в доме родителей, но всю ночь так и не сомкнула глаз. Ее давили отрицательные флюиды ее отца, извергавшиеся молниями и громами из его ауры, даже несмотря на его невменяемое от избытка пива состояние. Она поняла — жить здесь она не сможет. Надо уезжать, надо искать другое прибежище, надо возвращаться в Таос. Там у нее настоящий дом. Там, а не здесь.
Прежде чем покинуть родной дом, Труди еще раз съездила в Картерсвиль повидать Вольную. Либби уже успела пройтись по магазинам и накупить для любимой девочки все необходимое: красивые кожаные туфельки, беретики и чепчики. Бедная девочка! С Труди она не видала ничего этого! Раньше она обычно носила лишь майку да трусики, а зимой кроличью курточку. Впервые в жизни она получила возможность одеться как следует. Какое нелегкое испытание!
Потрясенная Труди молча созерцала свою дочь, одетую в роскошное шелковое платьице, которая увлеченно рылась в ящиках письменного стола.
— Не забывай меня, Вольная, — попрощалась Труди.
Но ее дочь не обращала на нее внимания. До чего же хороши эти новые, яркие, только что купленные игрушки!
Глава 24
Бесконечная мука
В Ривер-Рэйндж-Клинике, в этом нестерпимо мрачном и зловещем заведении, Труди Шурфут после звонка к Одель целых два дня искала того человека, который обещал облегчить ей жизнь кое-какими пилюлями. Целых два дня безуспешных поисков! А истерзанный организм требует просветления, ну хоть какого-то кайфа. В отчаянии несчастная Труди поняла, что искать обманщика бесполезно — негодяй получил от Одель конверт с деньгами и смылся. У Труди не хватало духу снова улучить момент, когда какой-нибудь кабинет окажется пустым и незапертым, чтобы снова позвонить Одель и сообщить о грандиозном обмане. Черт побери! Кому же в этом мире теперь можно верить, если даже торговцы наркотиками обманывают?!
Вся эта затея с лечением в клинике оказалась непоправимой ошибкой, невероятной глупостью. Но разве Труди знала, как ее здесь будут мучить? А Одель знала, в какую тюрьму она ее засовывает? Труди ошиблась — не надо было ей ехать к Одель. Ну и что из того, что Одель раньше всегда выручала ее? Больше ей нельзя верить. Одель невольно оказалась заодно с теми, кто хочет лишить Труди того красочного мира, который расцветает только с наркотиками. Разве Одель способна понять? Она слишком глупа, чтобы понять это. Как о ней однажды отозвался Томми? Кажется, он назвал ее душу двумерной, а потом объяснил, что двумерная — это значит плоская. Да, у Одель плоская душа!
Больше всего Труди ненавидела Одель в шесть утра, когда приходилось просыпаться. Хочешь — не хочешь, а надо встать и через пятнадцать минут быть в спортзале или на спортплощадке во дворе клиники. Моррис, инструктор по физкультуре, называл утреннюю зарядку «пробуждением тела». Знал ли этот жизнерадостный Моррис, что пациенты за глаза зовут его мудаком? В здоровом теле здоровый дух, говорил он. Но как дух может быть здоровым, если в теле нет никаких наркотиков? Тем более если ты принимала всевозможные зелья целых двадцать лет подряд.
После этой ужасной зарядки с ее чокнутой аэробикой (чтобы вогнать кислород в изгаженные наркотиками мозги) вся толпа, смердящая потом, плелась в столовую завтракать. Путь в столовую вел мимо буфетов, где выбор лакомств был невелик: кукурузные хлопья, крученая пшеничная соломка, молоко, кофе, чай и соки. Кофе и чай, как догадывалась Труди, были под угрозой запрета из-за содержащегося в них кофеина. Пробредя мимо скудных буфетов, усталые пациенты занимали в столовой свои места. У каждого было свое постоянное место, как в детском саду. На кой черт? Труди сидела между Большим Эдом и Малюткой Нелли. Алкоголик Эд творил молитву и приступал к поглощению трех порций каши с изюмом. Нелли, лечившаяся от болезненного пристрастия к таблетками для похудения, которые она принимала двенадцать лет, наоборот, так боялась потолстеть, что на завтрак лишь выпивала стакан сока. В такой веселой компании, занимающейся молитвами и маниакальным подсчетом калорий, у Труди пропадал аппетит.