Спальня и ванная комната находились в глубине.
Квартира была обставлена мебелью: диван нежно-голубого цвета, два мягких кресла ― в цветочек, и я добавила кучу подушек. Квадратный обеденный стол стоял между гостиной и кухней, разделяя эти две зоны.
Я пошла на кухню, взяла вазу и наполнила ее водой, затем подрезала стебли цветов и расставила их так, как делала Рейвен.
Я поставил их в середину стола, прямо на пути сверкающих лучей солнечного света, проникающих через французские двери.
В тишине я провела кончиками пальцев по мягкому бархатному лепестку розовой розы.
Я попыталась остановить это, но на меня все равно нахлынула печаль.
Такая же острая, как удары кулаков в живот.
Я судорожно вздохнула и прижала тыльную сторону ладони к носу, пытаясь подавить нахлынувшие эмоции. Не в силах остановиться, я преодолела небольшое расстояние до своей спальни.
Как только я переступила порог, я стянула с себя рубашку. За ней последовала футболка с длинными рукавами. Уронив и то, и другое на пол, я на ощупь добралась до ванной, где включила свет.
Оставшись только в лифчике и трусах, я подняла руку, чтобы посмотреть на слова, которые отражались в зеркале задом наперед.
Страдая, мы должны продолжать жить.
Я немного повернулась, чтобы увидеть шрамы, покрывающие мою спину, красные, сморщенные рубцы.
И печаль, которую я испытывала, превратилась в ярость.
В ненависть, настолько сильную, что тошнота скручивалась в животе, а желчь поднималась к горлу.
Горечь билась в нем. Злобный шторм вырывался из самых темных глубин.
Я не знала, зачем я мучила себя, но схватила телефон и набрала его имя.
Фредерик Уинстон.
Я знала, что увижу. Так было всегда.
Его яркую, сияющую улыбку, сверкающую ровными белыми зубами.
Волосы с проседью и дорогой костюм.
На каждой фотографии он пожимал руку.
Обзаводился связями.
Предприниматель.
Филантроп, чертовски хороший парень, жертвующий часть своих миллиардов.
Генеральный директор компании «Pygus Software».
Мужчина, который был боссом моего отца и который украл у меня все.
И я никогда не желала так сильно, чтобы кто-то умер.
ГЛАВА 6
Чарли
Семнадцать лет
― Мам, все в порядке. ― Она попыталась ускользнуть от матери, которая заплетала ей косу. Мать наблюдала за ней через зеркало с озабоченным выражением на лице.
― Я знаю. Просто это важное событие для твоего отца. Я хочу быть уверена, что все будет идеально. Не каждый день большой босс приходит к нам домой на ужин.
Ее мать волновалась весь день. Всю неделю.
Фредерик Уинстон собирался приехать сюда.
― У папы все получится, ― сказала она, улыбаясь матери через зеркало. ― Он заслужил это повышение.
― Надеюсь, что да, если только я не сожгу курицу. ― Ее мать мягко поддразнила ее.
Она была не лучшим поваром.
― Все пройдет идеально.
― Это ты идеальна, ― прошептала ее мама, а затем вздохнула от умиления, обняв ее за плечи. ― Посмотри, как тебе идет это платье. Не могу поверить, как ты уже такая взрослая. Мой милый бутончик в полном цвету.
Ее щеки вспыхнули от смущения, но, тем не менее, она смотрела на свое отражение, чувствуя себя именно так в цветастом сарафане до колен.
Она бы предпочла спрятаться в углу библиотеки с книгой, надев безразмерный свитер и уткнувшись носом в страницы молодежного фэнтези, чем сидеть за большим столом с отцом и его начальником и вести беседу.
Но это было важно для ее отца, для ее матери, для их семьи.
Ее отец много работал, чтобы добиться этого, и она по-настоящему гордилась им, поэтому с радостью сделает это для него.
Но она не знала... не знала.
Никто из них не знал.
― Это было восхитительно. ― Фредерик Уинстон откинулся на спинку кресла во главе стола, потягивая из бокала дорогое красное вино, которое ее отец принес домой в тот день.
Ее мать сияла.
― О, спасибо. В этом не было ничего особенного. Сладкая Горошинка помогла мне.
Все взгляды обратились к ней, когда мать произнесла эти слова.
Она боролась с желанием заползти под стол и спрятаться.
― Я нечасто ем домашнюю еду, так что это было наслаждением, ― сказал Фредерик Уинстон, обернувшись к матери.
― Мы всегда рады гостям.
― Нет, это я рад. Восхитительно проводить с вами время таким образом. Вне офиса. ― Мистер Уинстон поднял свой бокал с вином в сторону ее отца.
Ее отец поправил галстук.
― Я благодарен за предоставленную возможность.
Было очевидно, что разговор переходит к рабочим вопросам, и ее мать, откашлявшись, встала.
― Давайте я уберу со стола, чтобы вы могли поговорить. Через минуту я принесу десерт.
Она сдержала раздражение, потому что эта часть разговора показалась ей немного патриархальной, но все равно встала, чтобы помочь матери убрать посуду со стола и отнести ее через распашную дверь на кухню.
У нее за спиной мать судорожно вздохнула.
― Как, по-твоему, все прошло?
― Отлично, ― сказала она искренне. Ее мама отлично справилась с фаршированной курицей, а мистер Уинстон выглядел довольным и был увлечен беседой.
Она должна была отдать должное мистеру Уинстону, поскольку он нашел время задать ей вопросы о ее целях на будущее, и, похоже, был заинтересован.
― Действительно здорово. Уверена, что пока мы болтаем, он предлагает папе повышение.
― Боже, я надеюсь на это. Нам это нужно. Ты скоро поступишь в колледж, и прибавка к зарплате нам не помешает.
Она игриво закатила глаза, опуская стопку посуды в раковину.
― Ты ведь понимаешь, что у меня будет полная стипендия, не так ли?
Мать сжала ее плечо.
― Я знаю, моя умница, я просто хочу быть уверена, что у тебя есть выбор.
― Все будет замечательно, мама. В любом случае. Почему бы тебе не отнести им десерт, а я пока помою посуду?
Мать нахмурила брови.
― Ты не должна этого делать.
― Я хочу.
― Я не знаю, чем заслужила тебя.
― Наверное, я просто подарок, ― поддразнила она.
Мать отмахнулась от нее, но ее улыбка стала проникновенной, и она протянула руку и коснулась ее щеки.
― Именно такая ты и есть. Подарок, моя Сладкая Горошинка.
Родители называли ее так с тех пор, как она себя помнила, и она сомневалась, что когда-нибудь перерастет это прозвище.
Ее мать взяла торт, который поставила на хрустальное блюдо, и вышла за двери, а она сосредоточилась на мытье посуды, загрузила ее в посудомоечную машину и вытерла столешницы, а затем направилась в коридор, который привел бы ее обратно к лестнице.
Только она показалась в холле, как из гостевой уборной вышел Фредерик Уинстон. На его лице появилась непринужденная улыбка, когда он увидел ее, но в ней было что-то такое, что заставляло почувствовать себя неловко.