― Если это для тебя прекрасно, то я не могу себе представить, как тебе приятно, когда я стараюсь для этого. ― В моем тоне прозвучало предложение.
Она разразилась хриплым смехом.
― Ну, это уже совсем другое.
― Единственное, чего я хочу... это доставить тебе удовольствие. ― Произнес я, закончив последние несколько проходов, которые мне нужно было сделать. Я отложил инструменты в сторону и стянул черные резиновые перчатки, после чего откинулся назад, осматривая свою работу.
Гордость сдавила мне грудь.
Но дело было не в моей работе. Дело было в этой женщине, которая умела только убегать.
Бояться.
Испытывать ужас перед тем, что может настигнуть ее.
Но когда она наконец нашла дорогу домой... к нам... она была готова отдать все, чтобы защитить это.
Этот дом.
Это место.
Нашего сына.
― Как вышло? ― спросила она шепотом.
Я окинул взглядом ее поясницу.
― Потрясающе. Сногсшибательно, прямо перехватывает дыхание.
По ее коже побежали мурашки. Она знала, что я говорю не о татуировке.
И все же я откатился на табурете в сторону, чтобы она могла обернуться и увидеть свое отражение в зеркале, висевшем на стене.
Слезы навернулись ей на глаза, когда она посмотрела на меня.
― Ух ты, Ривер. Это... прекрасно.
Кончики моих пальцев скользнули по ее обнаженному плечу.
― Ты прекрасна, Чарли.
― Я всегда чувствовала себя с тобой именно так. Я знала, что ты видишь меня с того момента, когда мы встретились впервые.
― Думаю, ты единственная, кого я видел, с той самой секунды, когда обнаружил тебя стоящей в дверном проеме.
Я сел обратно на табурет и принялся очищать татуировку.
Чарли замурлыкала, как и я, словно ей доставляло удовольствие это едва заметное прикосновение.
Ее шорты были приспущены, так что резинка прикрывала только половину ее задницы, она сняла майку, и ее голая грудь прижималась к кожаной обивке сиденья.
Меня захлестнули те же чувства, которые я испытывал в ту первую ночь. Как мне хотелось стянуть с нее эти шортики и майку, чтобы добраться до этой сладкой, крошечной груди.
Как мне хотелось погрузить свой член глубоко в ее дрожащее тело.
Я мечтал трахнуть ее прямо здесь, на моем кресле, чего никогда раньше не делал, потому что это было чертовски непрофессионально.
У меня было твердое намерение изменить это сегодня вечером.
Убедившись, что не коснулся ни одного места, куда наносил татуировку, мои руки скользнули вниз и обхватили ее за талию.
― Ты, Чарли, ― пробормотал я. ― Ты ворвалась в мою жизнь, как ураган. Я думал, что ты все испортишь. Разрушишь фундамент, который я заложил. Обязательства, которые я взял на себя перед маленьким мальчиком после того, как подвел его мать. Мои обязательства перед Суверенным Санктумом. И тут появилась ты... и заполнила пустоту, о которой мы и не подозревали.
Она повернулась и посмотрела на меня, ее руки все еще сжимали спинку кресла.
― А ты... показал мне, что я не должна быть одна. Что мне не нужно бояться. Осветил те места во мне, которые я считала мертвыми. Заставил меня полюбить маленького мальчика. Вы двое стали моим утешением. А потом я узнала, что он мой...
Мои ладони скользили по ее ребрам.
― Мы оба твои, Чарли. Думаю, мы были бы твоими в любом случае.
― Да. Я полюбила его, несмотря ни на что.
Энергия бурлила, мы оба оказались в ловушке, и без того тесные стены моего кабинета сомкнулись.
Похоть и собственничество вспыхнули во мне.
Я поднялся на ноги и встал позади нее.
― Встань на колени... Я хочу трахнуть тебя на моем кресле.
Чарли издала сдавленный звук, но тут же опустилась на колени ― моя женщина никогда не возражала.
Она тяжело дышала, когда я просунул пальцы под резинку крошечных шортиков, которые были на ней, и начал стягивать их.
Обнажив идеальную округлость ее задницы.
Ее дрожащие бедра.
Она приподняла каждое колено по очереди, чтобы я мог снять их полностью.
И вот она, моя девочка.
Обнаженная и возбужденная в моем кресле, она держалась за подголовник и смотрела на меня.
Она снова стала блондинкой, и ее светлые волосы рассыпались каскадом по плечам и спине.
Татуировка, которую я навсегда запечатлел на ее обнаженной коже, все еще была красной и горячей, яркой и блестящей от крема.
Я знал, что нужно быть осторожным, не прикасаться к ней и не раздражать ее, но я должен был овладеть ею.
Именно так.
Она выгнула задницу. Без сомнения, ей это тоже было нужно.
Я протянул руку и провел пальцами по ее киске. Она уже была мокрой.
― Посмотри-ка на это, всегда такая чертовски готовая. Я еще даже не прикоснулся к тебе, а ты уже мокрая.
― Потому что ты всегда нужен мне, ― всхлипнула она.
Я расстегнул пуговицу на джинсах и потянул молнию вниз. Этот звук отскочил от стен, и Чарли судорожно вздохнула, сжав бедра.
Я освободил свой член и сжал его в руке. Прижал головку к ее входу.
― Знаешь, я возбужден с той секунды, как ты села в мое кресло сегодня вечером. Я часами мечтал об этом... как вгоню свой член в сладкое тепло твоей киски.
Я взял ее одним властным движением.
Удовольствие вспыхивало яркими искрами по краям моих глаз, ощущение внутри девушки было чистым, благоговейным блаженством.
Ее тугая маленькая киска сжала меня пульсирующим, жадным кулаком, и Чарли ахнула и изогнулась, подстраиваясь под мой размер.
― Так хорошо, Чарли, ― прорычал я. ― Неважно, сколько раз я трахну тебя, мне никогда не будет достаточно. Никогда не перестану чувствовать себя, как во сне. Это чертова фантазия ― обладать тобой вот так.
― Да... я... пожалуйста... трахни меня. ― Ее неразборчивые слова звучали как мольба, и она толкнулась навстречу, пытаясь взять меня глубже.
Я был рад услужить.
Я сжал ее бедра и наблюдал за тем, как я выхожу, мой член был влажным от ее возбуждения, ее губы были гладкими, набухшими и идеальными.
Я снова вошел в нее.
Жестко.
Чарли наклонилась вперед, а затем качнулась назад.
Я трахал ее жесткими, глубокими толчками.
Вокруг нас нарастал гул наслаждения. Огонь, который горел только для нас.
Мы оба тяжело дышали и стонали, стараясь быть ближе друг к другу. Эта женщина приводила меня в экстаз.
Я не мог остановиться.
― Посмотри на себя. Как ты принимаешь мой член. Ты создана для меня. Хорошая девочка.
Хорошая девочка.
Лучшая.
Моя единственная девочка.
Единственная, предназначенная для меня. Единственная, кто видела меня таким, какой я есть.
Монстром, который с радостью разорвал бы мир в клочья, если бы это означало защитить ее.
Любить ее.
Оберегать себе.
― Прикоснись ко мне, ― взмолилась она, и я обнял ее одной рукой, чтобы поиграть с ее набухшим клитором.