Потом она медленно легла спиной на ковер, ладонью закрыв глаза, и сказала слабым шепотом:
- Обними меня так... Ложись же...
И на всю жизнь она запомнила, как лежали они на ковре в уютной комнате, где овевало пряными духами, помнила, как у него и у нее стучали зубы, как они оба оглохли в пьяном тумане и уже не слышали ни звуков, ни дальнего шума трамваев, ни скрипучих шагов прохожих за окнами.
Они оба, отделенные от земли, вжимаясь губами друг в друга, плыли в раскаленном и неоглядном звездном мраке вселенной, изнемогая в невозможной телесной близости, неимоверно желая последнего, что должно было сейчас произойти между ними, но страх обоих и ее стыд разрывал, преграждал их сближение и мешал последнему...
В забытьи он с ненасытностью впитывал в себя мучительный вкус ее губ, уже распухших, не утоляющих его, а она, обессиленная, изнеможенная его поцелуями, внезапно с трудом перевела дыхание, легонько потянула его руку к своему бедру.
- Ну, что ж ты... что ж ты?
- Ну что же ты? Ну, быстрей, быстрей! - повторяла она, и было в ее словах нетерпеливое, безумное разрешение. Но когда он почувствовал ее тело, содрогнувшееся от тихого плача, обжигающего горячими слезами его подбородок, когда решился, наконец, посмотреть ей в лицо, она лежала, стиснув зубы, закрыв глаза, в ресницах ее стояли, накапливались слезы, скатывались по щекам.
А он, ошеломленный тем, что произошло между ним и ею, ее юной открытой наготой, уже не защищенной стыдом, от которого только что у обоих холодели в ознобе зубы, готовый ради этого мгновения быть с ней, пойти на любую казнь, и тоже готовый плакать от незавершенной нежности, целовал ее маленькую грудь, как бы омытую летней прохладой утреннего леса, земляничной свежестью, наталкиваясь на ее ослаблено загораживающие пальцы, почти не разбирая ее шепот, ветерком плывший из звездных бездн, и повторял с отчаянной свободой не переставая, как в колдовском дурмане лишь одно:
- Я люблю тебя, Аня... я люблю….тебя…Аня…
-Я тоже… я тоже так люблю тебя, Сереженька мой…прошу тебя, – еле шептала она распухшими губами,- я совсем не боюсь, милый, любимый, я вся только твоя, и с силой двинулась вперед навстречу этой сладкой боли, которую совсем не чувствовала…
Она целую неделю не ходила в школу, но когда он увидел ее на перемене, она отвернулась быстро, лицо было бледным, измученным; затем, вызывающе откинув голову, она подошла к нему и сказала с какой-то решительной серьёзностью: "Здравствуй Ромео, запомни, что никакого свидания с Джульеттой у тебя не было. Надеюсь, ты благородный рыцарь и умеешь держать язык за зубами".
Он оказался неблагородным Ромео. Она поняла, что то, самое сокровенное, тайное, то, что уже произошло между ними, сделало их ближе, родней, соединило казалось навсегда, сделав одним целым, стало достоянием гласности, поняла это по перешептыванию знакомых, сальных шутках его друзей, отпущенных в её адрес. «Неужели? Зачем, зачем он так поступил со мной? Стыд какой? Ведь это предательство, это и есть то, чего нельзя прощать никому и никогда».
Ей было больно, и эта боль была настолько ранящей, настолько острой, что терпеть её уже не было сил. Казалось, весь мир рухнул, и виной этому он, Сергей. «Я тебя люблю»,-не выходило у неё из головы, а сам предатель, даже не заходит, не извиняется…Как больно нестерпимо больно.
Стыд - то какой! Ей казалось, что все вокруг видели и знали то, что произошло между ними тем мартовским холодным вечером при свете настольной лампы на мягком ковре её дома.
Он пришел, как всегда с розами, пришел виниться, пришел не сразу, выждал паузу, дал успокоиться страстям.
Она прогнала его:
-Ух ты, посмотрите, кто пришел, - громко декламировала она, - полюбовник мой бывший, да еще и веник какой захватил, а что ж глаза -то опускаешь? Наверное, предложение делать пришел, а смелости еще не нажил?
-Зачем ты так, Анечка, я же по - хорошему, всё объяснить пришел…
-Уходи, Сережа, уходи, я не хочу тебя видеть,- шептала она, пряча от него залитые тоской глаза.
Он стоял перед ней поверженный и в безнадежном дурмане повторял только одно:
-Я тебе все объясню.
-Что ты можешь объяснить, - с сожалением произнесла она, когда он, двинувшись к ней, пытался слиться в объятиях, она, прижавшись к нему плакала:
-Уходи.
-Ну и ладно, подумаешь, другую выберу, одна на миллион что-ли?
Он побежал вниз по лестнице, она слышала, как хлопнула дверь парадного, и заплакала еще сильней…