На видеокамере лица женщины не видно: она была в медицинской маске. Короче, ребенка отправили в больницу, женщину объявили в розыск, к вечеру нашли. Она оказалась матерью, беспутной, гулящей и тупой. Выяснилось, что от ребенка пыталась избавиться много раз. И только сейчас против нее возбудили уголовное дело. Безропотная, ждущая только боли и страха девочка должна была отправляться в приют для продолжения своих мучений. И тут ей на помощь пришла Тамара…
Она стала бороться за удочерение после лишения матери прав и за то, чтобы ребенку разрешили сразу поехать в ее дом, так как ему требуется немедленное и полное восстановление от стресса, подробное выхаживание под присмотром педиатра. Она спасла такое количество чужих детей, а это был случай, когда Тамара сразу полюбила ребенка как родного. Ей многие готовы были пойти навстречу. Но…
Людмила не сдержалась и заглянула в интернет. Да, там Эмма возглавила поход своих отморозков. Страшные обвинения, дикие версии: «этой спасательнице нужна очередная жертва. Может, для продажи, может, на органы или опыты». И понеслись. Собирали подписи для прокуратуры.
Люда даже ничего не решала. Все получилось само собой. Позвонила заведующей, пожаловалась на вирус. Та разрешила три дня посидеть дома без больничного.
Люда позвонила тете в Питер и сказала, что едет ее навестить. В Санкт-Петербурге заехала к тете, оставила у нее свою сумку и тетин любимый «Наполеон» из московской кондитерской. И поехала на улицу Лени Голикова, по адресу Эммы Карашьян.
Дом бы старый и хмурый, дверь в подъезд без домофона, лестница пахла плесенью.
Эмма открыла дверь и с недоумением уставилась на Люду. Она была в жутком виде: в не очень чистом халате, со спутанными волосами, отекшим бледным лицом.
– Здравствуй, Эмма. Ты меня не узнала? Я Люда! Извини, что не позвонила. Я в Питер приехала буквально на день – привезла тете ее любимый торт к дате. Вот решила заглянуть.
– Узнала, конечно, – недовольно произнесла Эмма. – Ты меня за дуру, что ли, держишь. Но действительно странно. Не ждала.
– Можно войти?
– Заходи.
Квартира была очень большая и запущенная.
В огромной прихожей худая женщина с седыми волосами, скрученными в пучок, ставила заплатки на отклеившиеся обои. Резала от кусков другого цвета, мазала клеем, лепила, разглаживала руками без перчаток. Она не повернулась в сторону Люды. А Люда узнала ее по фото, которые присылала Эмма. Это ее мать, пианистка. Только на снимках она была эффектной, ухоженной, с красивой прической, с холеными длинными пальцами.
Сейчас эти пальцы в узлах ревматических суставов, руки красные, утратившие форму. Она, конечно, больше не музыкант. И по всему, только она делает по дому самую тяжелую работу: все крючки на стенах были прибиты кое-как, на разном уровне. Мебель держалась на самодельных подпорках. И, наверное, это не самое страшное.
Когда Эмма вела Люду в свою комнату, они прошли мимо мамы, а та, по-прежнему не взглянув на гостью, бросила на дочь острый и враждебный взгляд. Как человек, который боится и дочери, и ее гостей.
В комнате Эммы все было завалено тряпьем, на расстеленной кровати смятое, несвежее белье. На большом столе светится монитор ноутбука. Среди бумаг и прочего хлама вокруг стоят пустые и начатые бутылки со спиртным, несколько стаканов.
Эмма кивнула Люде на стул и произнесла со смешком:
– Ну. Можешь сразу без вступлений типа: я Красная Шапочка, привезла бабушке пирожок. Я всех насквозь вижу. А насчет того, что ты спелась с Нинкой, сразу узнала. У меня есть человек, который приглядывает за гадючьей семейкой с тех пор, как они стали рыть под меня.
– Отлично. – Люда вздохнула с искренним облегчением. – Тогда я не буду рассказывать тебе, что я знаю и как к этому отношусь. Знаю я все, а как отношусь, тебе все равно, полагаю. Да я и не прояснять отношения приехала. А просто сказать. Эмма, Тамара Аркадина – мне не подруга. Она больше чем подруга. Это особый человек, которого я знаю всю свою жизнь. Мы рядом живем, ее дети ходят в мой сад. Я знаю о ней все. К слову, для этого мне не нужно читать материалы уголовного дела о похищении и убийстве детей. Она детей на самом деле спасает. Я столько времени терпела твою преступную клевету и нападки на женщину, по поводу которой ты не имеешь морального права рот открыть. Но я видела и списки той конторы, которая тебе платит…
– Ты что тут себе позволяешь! – Эмма вскочила и сразу сорвалась на визг. – Да пошла ты, пока я тебе все волосы не выдрала. Я полицию вызову, скажу, что к нам приперлась попрошайка, не хочет уходить.