Джорджа и Кэй приветствовали с особой теплотой: гости раздвинулись, давая им место. Гавайцы играли, у рояля пела сестра Дункана. Едва увидев, кто сюда приглашен, Джордж сразу же понял, что Хелен Эйвери тоже здесь, — и факт этот вызвал у него раздражение. Он усматривал нечто неподобающее в том, что и она часть той компании, в которой они с Кэй привычно и спокойно вращались уже многие годы.
Приметил он ее, когда кто-то открыл раздвижную дверь на кухню; когда чуть позже она вошла и глаза их встретились, он совершенно отчетливо понял, что не влюблен в нее. Он подошел, заговорил с ней и с первых же слов распознал, что и с ней произошло нечто, полностью развеявшее дневные чары. Она получила важную роль.
— Я просто как в тумане! — воскликнула она счастливым голосом. — Я-то полагала, что шансов у меня ноль, и при этом ни о чем другом не думала уже год, с тех пор, как прочитала эту книгу.
— Замечательно! Я ужасно рад.
Впрочем, ему показалось, что следует взглянуть на нее с некоторым сожалением; невозможно в один прыжок перемахнуть от того, что было сегодня днем, к поверхностному дружескому интересу. Она внезапно залилась смехом:
— Ах, Джордж, какие же мы актеры — и ты, и я!
— Ты это о чем?
— Сам знаешь о чем.
— Не знаю.
— Конечно знаешь. Сегодня днем уж точно знал. Жаль, что там не было камеры.
Больше ему нечего было сказать — кроме как прямо взять и признаться в любви. Он ухмыльнулся, выражая согласие. Вокруг них сгрудились другие, поглотили их, и Джордж, чувствуя, что этим вечером нечто решилось, стал подумывать о возвращении домой. Восторженно-сентиментальная пожилая дама — чья-то мать — подошла и принялась рассказывать, как она всегда в него верила, он держался вежливо и любезно, как он один и умел, и терпел это целых полчаса. Потом он подошел к Кэй, которая весь вечер просидела рядом с Артуром Бушем, и предложил ехать домой.
Она неохотно подняла на него глаза. Она выпила несколько «хайболов», и факт этот, в общем-то, был заметен. Ей не хотелось уезжать, однако, после не особо горячего пререкания, она встала, и Джордж пошел наверх за ее пальто. Когда он вернулся, Кэтрин Дэвис сказала, что Кэй уже вышла к машине.
Толпа меж тем стала гуще; чтобы избежать прощания со всеми, он вышел через веранду на лужайку; метрах в пяти он увидел фигуры Кэй и Артура Буша, освещенные ярким светом фонаря; они стояли совсем рядом и смотрели друг другу в глаза. Он разглядел, что они держатся за руки.
Вздрогнув от изумления, Джордж инстинктивно развернулся, возвратился в дом, пересек комнату, из которой только что вышел, и с подобающим шумом явился через парадную дверь. Однако Кэй и Артур Буш продолжали стоять рядом; замедленно, с затуманенным взором они наконец обернулись и увидели его. А потом оба, казалось, сделали над собой усилие; они отпрянули друг от друга, будто бы преодолевая физическое сопротивление. Джордж с особой сердечностью попрощался с Артуром Бушем, и вот они с Кэй уже ехали домой сквозь ясную калифорнийскую ночь.
Он молчал, и Кэй молчала. Он не мог поверить. Да, он подозревал, что Кэй, возможно, раз-другой с кем-то целовалась, но сам он никогда этого не видел и никогда над этим не задумывался. Тут было другое: в этом эпизоде был элемент нежности, а кроме того, в глазах Кэй появилась поволока отчуждения, которой он никогда раньше там не видел.
Так и не проронив ни слова, они вошли в дом; Кэй остановилась у дверей библиотеки, заглянула туда.
— Там кто-то есть, — сказала она, а потом прибавила, не проявив ни малейшего интереса: — Я иду наверх. Спокойной ночи.
Она взбежала по ступеням, и тут человек, дожидавшийся в библиотеке, шагнул в прихожую.