— Она еще меня оскорбляет! — Лицо миссис Марки посерело от ярости. — Ты слышал, Джо, что она сказала? Лучше выведи ее отсюда. А если станет упираться, вытолкай ее взашей!
— Не прикасайтесь ко мне! — взвизгнула Эдит. — Я уйду, как только найду свое п-пальто.
Ослепнув от слез, она шагнула в сторону передней, и в эту минуту дверь отворилась и вошел встревоженный не на шутку Джон Андрос.
— Джон! — закричала Эдит и бросилась к нему сломя голову.
— Что случилось? Что, что такое?
— Они… они меня выгоняют! — рыдала она, вцепившись в него. — Он собирался вытолкать меня взашей! Отдайте мое пальто!
— Неправда, — поспешно возразил мистер Марки, — никто вас не собирался выталкивать. — Он повернулся к Джону. — Правда, никто не собирался ее, — повторил он, — это она…
— Как это «вытолкнуть взашей»? — резко оборвал его Джон. — Да что тут творится, в самом деле?
— Давай уйдем отсюда! — рыдала Эдит. — Я хочу уйти. Это такие вульгарные люди, Джон!
— Послушайте! — Лицо мистера Марки потемнело. — Сколько можно повторять одно и то же? Ведете себя как ненормальная.
— Они обозвали Эди паршивкой!
Второй раз за вечер Эди решила выразить свои чувства в самый неподходящий момент. Перепуганная и сбитая с толку криками взрослых, она вдруг расплакалась и плакала так горько, будто и впрямь ее сердечко разрывается от боли.
— Что это значит! — взорвался Джон. — В твоем доме принято оскорблять гостей?
— На самом деле это твоя жена оскорбила нас, — холодно ответил Марки. — А весь сыр-бор начался из-за твоей дочки.
Джон презрительно хмыкнул:
— И вы обозвали ребенка? Хорошенькое дело!
— Не разговаривай с ним, Джон! — теребила его Эдит. — Найди мое пальто.
— Да что же вы за люди, — продолжал Джон сердито, — если срываете зло на беззащитном маленьком ребенке!
— Это же надо так перевернуть все с ног на голову! — завопил Марки. — Да если бы твоя жена хоть на минуту придержала язык…
— Постой-ка! Ты сейчас говоришь не с женщиной и не с ребенком.
И тут их неожиданно прервали. Эдит рылась среди вещей на кресле, пытаясь отыскать свое пальто под обжигающим гневным взглядом миссис Марки. Неожиданно, уложив Билли на диван, где он тут же перестал реветь и принял вертикальное положение, миссис Марки вышла в переднюю, быстро отыскала злосчастное пальто и молча сунула его Эдит. Затем она вернулась к дивану, взяла Билли на руки и снова принялась баюкать его, не спуская с Эдит обжигающего гневного взгляда. Все это заняло едва ли полминуты.
— Это твоя жена явилась сюда и начала вопить, какие мы вульгарные! — рявкнул Марки. — Черт побери, если мы такие вульгарные, вам лучше держаться от нас подальше! И более того, лучше вам немедленно убраться отсюда!
Джон снова издал короткий презрительный смешок.
— Ты не просто вульгарный, — ответствовал он, — ты еще и обыкновенный хам, особенно с беззащитными женщинами и детьми. — Нащупав ручку, он распахнул дверь. — Пошли, Эдит!
Жена подхватила дочку на руки и вышла за дверь, а Джон, еще раз смерив Марки презрительным взглядом, пошел за ней.
— Обожди-ка! — Марки двинулся за ним, его слегка трясло, вены на висках внезапно вздулись. — Уж не думаешь ли ты, что я все это так и оставлю? Не надейся!
Не говоря ни слова, Джон вышел, оставив дверь настежь.
Все еще всхлипывая, Эдит шла к дому. Муж провожал ее взглядом, пока она не свернула на дорожку, и тогда Джон обернулся в сторону освещенного крыльца, по скользким ступеням которого осторожно спускался Марки. Джон сбросил пальто и шляпу прямо в снег. А потом, чуть скользя на обледенелой тропинке, шагнул навстречу противнику.
При первом же ударе оба поскользнулись и грохнулись на дорожку, потом слегка привстали и снова повалились. Неглубокий снежок вокруг дорожки оказался более устойчивым, противники отошли в сторону и яростно набросились друг на друга, махая кулаками, и месили ногами снег, превращая его в грязную жижу. На улице было безлюдно, слышалось только усталое судорожное пыхтение и чавкающие шлепки, когда кто-то из них падал в грязь.
Они боролись молча, отчетливо различая друг друга при полной луне и янтарной полосе света из распахнутой двери. Несколько раз они падали вместе и продолжали тузить друг друга, барахтаясь в снежном месиве на газоне.
Десять, пятнадцать, двадцать минут продолжалась их бессмысленная борьба под луной. По какому-то молчаливому уговору они в минуту передышки стащили с себя пиджаки и жилеты, и теперь рубашки свисали у них на спинах замызганными, мокрыми клочьями. Оба были ободраны, разбиты в кровь и измучены настолько, что могли держаться на ногах, лишь опираясь друг на друга, — любое сотрясение, даже простая попытка замахнуться, тут же отправляло обоих в партер.