Алексей был терпелив, но я знала, что он ждет. Через два месяца мы стали близки. Шаг навстречу сделала я, потому что хотела отдать единственное, что у меня осталось. Все остальное уже давно мне не принадлежало.
Сейчас, вспоминая о том времени, я понимаю, как сузился круг моих интересов, моих друзей. Мне становилось скучно, когда Алексея не было рядом, меня раздражали разговоры с кем-либо. Хотелось отделиться от всех стеной и жить с ним в нашем мире, или хотя бы одной в моем мире с мыслями о нем. Я становилась все замкнутее, нелюдимее. Мне безумно нравилось жить только им. Он чувствовал меня, как самого себя, а я льстила себе, думая, что знаю и понимаю его до донышка.
Алексей был умен и очень мил: умел говорить, когда я этого ждала, молчать, когда я этого хотела. Он постоянно говорил о своих чувствах, а я замирала и не уставала его слушать, размышляя о своем необыкновенном везении и о незаслуженной благосклонности судьбы. Я, как губка, впитывала все, о чем мне говорилось и шепталось, я была очарована им и новой взрослой жизнью.
Мы были на одной волне: каждое его слово, прикосновение вызывали трепет и восторг в моей душе, и я хотела отдавать ему не меньше, чем получала. Вот поэтому, когда услышала, что хозяина квартиры в выходные дни не будет дома, я впервые решила остаться с Алексеем до утра.
Он был, разумеется, рад, я - тоже. И, видимо, поэтому оставила без внимания странный разговор, который произошел между нами.
- Знаешь, мне, конечно, лестно слышать, что ты сама заговорила об этом, но я боюсь, что проклянешь меня, если что-то пойдет не так.
- А что может пойти не так? Ты сказал ждать - я жду. Ты сказал тебе верить - я верю. Если ты хочешь забрать свои слова - забери, но тогда я уйду, и мы ставим на всем точку.
Я опять припирала его к стенке, и это не нравилось ни мне, ни ему. Да, решение принято мной, хотя как я могла этого не сделать, если он постоянно искусно подводил меня к нему? Я уже давно перестала понимать, что хорошо и что плохо. Желание быть с ним заслонило все. Я перестала корить себя за безнравственность, я стала считать, что имею право на подобные отношения, потому что любила Алексея и свято верила в его желание развязать узел. Вот уж точно говорят, что любовь - добровольный отказ от мозгов.
Он долго смотрел на меня, он умел вот так, одним взглядом, усмирить мое готовое вырваться раздражение, потом спросил:
- Решилась?
- Да!
- Не пожалеешь?
- Никогда и ни за что.
Что могло бы остановить меня тогда? Не знаю! Я была уверена, что это сделает нас ближе друг к другу и как-то поспособствует скорейшему решению проблемы.
Уже под утро, выскользнув из кольца его рук, я уселась так, чтобы видеть лицо Алеши. Нежность к любимому, казалось, затопила меня, и мне очень хотелось сказать, что после случившегося я буду любить его еще больше и ждать столько, сколько потребуется, лишь бы никому из нас троих не было слишком больно.
- Знаешь,- говорила я, выводя пальцем узоры на его груди, - мне раньше никто и не нравился. Правда, в десятом классе стало как-то тревожно, что в меня не влюбляются и на свидания не приглашают. Потом один мальчик из параллельного класса начал оказывать мне знаки внимания и назначил встречу. Я, конечно, не пошла, а вприпрыжку поскакала, интересно же... Мы в парке гуляли, он сказал, что я ему нравлюсь и хотел меня поцеловать. А губы какие-то мокрые, и волосики жиденькие над верхней губой и на подбородке. Противно... Я его оттолкнула, а он меня дурой назвал. На этом моя личная жизнь закончилась. Никто не интересовал меня, ни я никого. А вот тебя увидела, и все сразу поняла о тебе и обо мне. Почему так?
- Почему что? - спросил он, лениво приоткрывая глаза.
- Почему я ни в кого не влюблялась, и в меня никто?
- Все просто: ты не такая, как все. На тебе как маска надета, по лицу ничего не прочтешь, в глазах не увидишь, но внутри - огонь. Я это сразу почувствовал. Меня к этому огню потянуло, ни о чем думать не мог, только о тебе. Боялся, что оттолкнешь. Твои одногодки еще малы, чтобы это увидеть, а мужчины постарше всегда будут о тебя спотыкаться. Хотя...
Он задумался, и я принялась тормошить его, требуя закончить фразу.
- Хотя, - продолжил он несколько растерянно, - вот Вадим тоже, кажется, это увидел.
- Неправда, - зашлась я от смеха, - мы друзья с первого курса.
- Вот и дружите, а больше ни-ни, - и Алеша погрозил мне пальцем.
Я, все еще смеясь, прижалась к его большому горячему телу и легонько пощекотала. Он взвизгнул от неожиданности, и в следующую минуту я оказалась прижатой к дивану. Вырываться почему-то не хотелось. Кожа Алеши между плечом и шеей оказалась такой нежной и чуть соленоватой на вкус, что я, не удержавшись, слегка прикусила ее, а потом нежно целовала до тех пор, пока не услышала его участившееся дыхание.
О праздновании Нового года вспоминать не хотелось. От этого дня я не ожидала ничего такого, что стоило бы ждать с великим волнением и радостью. Так и случилось. Он провел праздник, разумеется, с женой, я - без него.
Зимняя сессия была сдана еле-еле, но как могло быть иначе, если каждая свободная минута была полна мыслями о Алеше. На каникулы в Городок ехать не хотелось, но комендант решительно велел всем убираться, чтобы заселить заочников. Тех, кому некуда было ехать, он знал в лицо. Я к их числу не относилась. Пришлось собираться, да и Алеша настаивал на отдыхе, потому что выглядела я просто отвратительно.
- Что плохого в том, если ты отдохнешь? - спрашивал он меня в десятый раз.