- Стой, Сеня, кто-то сюда прет, - испуганно шепнул Митька.- Надо смываться.
- Лягавого надо прикончить, - настойчиво сказал Сеня.
- Уходи вперед, я прикончу и догоню.
- Нож есть?
- Нету.
- У, черт! Возьми вот пугало.
- Придется шумнуть, беги.
Сеня удалился. Я услышал выстрел и торопливые шаги Лапушенко. Я был в сознании и хорошо слышал выстрел, но боли не почувствовал. Неужели промазал Лапушенко? Я попробовал двинуться и снова погрузился в черную бездну.
Днем приехала на двуколке Тася, на той самой двуколке, на которой ездил Витюля. Нас она нашла у Ефима Чернова и в предчувствии чего-то неладного быстро вошла, вернее вбежала, в избу и бросилась к моей постели.
- Что с ним? - спросила она у деда, сидевшего у постели.
- Побили его чуток, а ты не убивайся - пройдет.
Девушка положила ладонь мне на лоб, стала осматривать голову, перебирая слипшиеся от крови волосы.
- Как же это случилось? Кто его?
- Не ведаю, дочка, - виновато ответил дед. - Пошел он говорить с народом по этому случаю, а меня черт дернул утащиться на могилку Мироныча. Ждал его до ночи, а потом поехал искать. Среди ночи услышал выстрел там вон, вверху, возле болотины, поехали туда и наткнулся на него.
Хоть я и пришел в сознание с момента появления Таси, но заговорить с ней мне было стыдно. Что я ей скажу? Ну, конечно же, надо говорить правду, но что будет, когда я все расскажу? Поймет ли она меня? Ах, в какое нелепое положение я попал! Ну как я мог довериться Матрене! И только теперь я со всей ясностью осознал, что жизнь моя могла бесславно закончиться в болоте. Однако почему они не кончили меня в доме Мотьки, а поволокли в болото? Видимо, она не дала, боясь подставить себя под удар. Теперь, уверенные, что со мной покончили, сидят, наверное, в зимовье и пьют самогонку за упокой моей души…
При воспоминании о самогонке тошнота комом подкатилась к горлу, и, чтобы удержаться от рвоты, я попросил пить. Дед вышел в сенцы, принес ковш ледяной воды. Я выпил и взглянул на Тасю. Она низко наклонилась ко мне. Ее локон коснулся моей щеки, и Тася тихо спросила:
- Тебе плохо, Федя?
Я не ответил, только пожал плечами, мол, ничего. А поборов волнение, спросил:
- Ты помнишь тех двоих, что приходили тогда ночью к Зайцевым?
Девушка удивленно посмотрела на меня, поправила локон.
- Помню.
- Это хорошо, что ты их помнишь.
- Они?
- Один из них, тот, визглявый.
- Ясно. Это правая рука главаря. Где тебя избили?
Я знал, что Тася задаст этот вопрос, и был готов на него ответить, но, когда она спросила, растерялся. Девушка ждала моего ответа, не подозревая, что вопрос этот мне неприятен.
- Там, у Мотьки Звягиной, - с дрожью в голосе наконец ответил я.
В глазах девушки я прочитал недоумение, она задумалась, а потом сказала:
- Я схожу туда, разберусь.
Удерживать ее я не стал. Если она решила, то обязательно настоит на своем. Дед Евлампий засобирался с ней. Когда девушка вышла, я попросил:
- Деда, ты одежду мою принеси оттуда.
- Ладно, - буркнул он и поспешно вышел, прихватив с собой берданку.
Вскоре дед вернулся, положил мою одежду на сундук, молча сел на корточки у печи и стал набивать трубку.
- Ну что, деда? - спросил я.
- Ничего. Нету их - сгинули, а Мотька во хмелю валяется.
- Надо бы парнишку расспросить.
- Судачили с ним, но он ничего путного не сказывает, запугали мальца.
- А Тася где?
- Ушла в сельсовет к Терентьевне, секлетарше.
- Зачем?
- Неведомо.
Я подумал, что она пошла просить помощи в задержании Лапушенко и его дружка. Но я ошибся, она вернулась с фельдшером. Фельдшер, высокий, худощавый, пожилой человек, быстро осмотрел меня, прощупал ребра, голову и заключил:
- Ничего - синяки, ссадины и легкое сотрясение головного мозга, через пару дней встанет на ноги.
Он молча сложил свои нехитрые инструменты в чемоданчик и ушел.
- А я, между прочим, встану не через два дня, а сейчас, - сказал я, приподнимаясь на локтях.
- Полежи, паря, полежи - раз доктор наказал, знать, так надо, - запротестовал дед.
Тася ничего не сказала, она укоризненно посмотрела на меня и молча вышла.
«Узнала все, а теперь презирает»), - с горечью подумал я и резко опустился на подушку.
- Чего ты? - испуганно придвинулся ко мне дед.
- Ничего, просто так.
- Эх, был бы чичас Мироныч - он зараз бы поставил тебя на ноги, - с глубоким сожалением заговорил дед. - Молодуху вон, почитай, с того света возвернул. Хороший был лекарь, вся округа к нему тянулась, никому не отказывал. А теперь вот нету его…