Затем со стороны скандинавской группы (почему-то их осталось больше всех), один из рогатых и весьма массивных осведомился, выражая всеобщее недоумение:
-Чего?
-Я тоже не поняла, - голос женщины-богини, стоявшей рядом со мной, походил на шипение раздраженной змеи. Да и сама она – смуглая, высокая, гибкая, с вертикальными зрачками в красноватых глазах походила на змею.
Я так и не помню, откуда она пришла. Н е о из Индии, не то из Африки. Да и богиня ли, или просто, вроде меня – неотвратимое что-то, а может домовая местного разлива?
-Я скажу откровенно, - Представитель Канцелярии вздохнул, - скажу как есть. Не во всех нас сегодня есть надобность. Вы выполняете мало работы, в то время когда получаете подпитку от Силы за свои дела. Это не рационально.
-Рационал – это тоже бог? – осведомился миловидный юноша правее меня. Я невольно глянула на него. Этот юноша не так прост и миловиден как кажется на первый взгляд. С самого начала, конечно, поражаешься его утонченной красоте, но глянешь другой-третий, и понимаешь, что в чертах его кроме изящной красоты есть особенный вид порочности.
Да и есть один неопровержимый факт не в его пользу: из всех божеств, в который верил народ, а их было порядка двадцати разной силы – уцелел он один. Чем и как – пусть разбирается Канцелярия, но это факт и весьма неприятный.
-Это по желанию, - быстро ответил Представитель Канцелярии, которому, похоже, тоже не внушал успокоения этот странный юноша, оставшийся богом в своем народе, когда все его собратья сгинули. – Но вы должны выслушать меня спокойно.
-Мы пытаемся, но вы же говорите так, что мы ничего не понимаем! – заметил скрытый капюшоном бог.
Его я знала – он один из богов смерти над миром. Но имел он столь непроизносимое имя, что я спотыкалась где-то на середине, чем вызывала его смех. Это было чем-то вроде нашей шутки.
-А на примере объясню, - спокойно пообещал Представитель Канцелярии и вдруг взглянул на меня. Я поежилась. Я, конечно, отвечаю за смерть своего народа, но кто, спрашивается, ответит за мою жизнь, если Канцелярия решит, что во мне нет надобности.
-Мара, - продолжал Представитель, назвав меня по имени с той особенной ласковостью, что я поняла – конец неизбежен. – Скажи, пожалуйста, сколько живых голов ходит под твоей тенью?
-Чуть больше трёх сотен человек! – я попыталась быть хвастливой.
Некоторые не сдержали завистливого вздоха. А как же! В некоторых верит лишь человек пять-десять, начитавшихся энциклопедий и смутных книжонок, основывают культы, а мы цепляемся – все же последователи! Значит, есть еще жизнь. Тонкий ручеек подпитки, но Сила еще от себя не оторвет, не отключит от своего питания, если в тебя верят.
И неважно, что «чуть больше трех сотен человек» - это триста четыре единицы, из которых семьдесят пять процентов старики, на которых я и держусь, которые помнят заветы древности. Еще пять процентов – малые дети. Остальные – молодежь. Молодежь не последует за поколением своих отцов и вряд ли продолжит верить в меня… сколько еще я смогу выдержать?
-И скольких ты забрала за последний сезон?
-Семнадцать, - я понурила голову, до меня медленно доходило то, что еще, может быть, не дошло до других.
-А знаешь, сколько в тебя вкачала Сила? каждый твой вздох она поддерживает тебя! – Представитель Канцелярии уже не пытался быть мягким. Маски были не нужны. – Ты больше не занимаешься смертью, мы создадим из всех мелких божеств по одному - в лучшем случае, два существа, которые будут отвечать не за мелкие народы, а за мировое явление. К богам единым это не относится – у вас нагрузка большая. К богам разряда смерти, жизни, воды, плодородия и прочих – относится в первую и в последнюю же очередь! Ясно?
И началось!
Плач, мольбы…толку-то? Канцелярия жестока. Не поддается она на наши метания. Им все равно. Сила остается – меняются лишь ее служители, мы. Конечно, не хочет Сила тратить на мелких сошек вроде меня огромную энергию, не получая почти отдачи.
Боги плакали, но покорялись. Сила переставала подпитывать их, оставляя им жизнь от одной веры их народов. И они, безработные, мучительно смотрели на то, как нечто новое замещает их, становится единым проявлением некоторых стихий жизни и смерти, а им самим, ненужным и покинутым, остается слабеть и ждать неотвратимой пустоты.
Я была смертью, властвующей над малым народом, и теперь должна была угаснуть, потому что мою работу, как работу и других смертей делала просто – Смерть.