Возвращаясь домой, закрыл на замок дверь в пролёт и в квартиру. Не хватало ещё, чтобы кто-нибудь полимерный лихим ветром заскочил, не надо мне таких приключений.
- Мам, это я! - обозначился от двери и, не желая объясняться, принялся шарить по коробкам, выставленным в прихожей после ремонта.
Мания матери всё выбрасывать, лишила нас ШПРа, антресоли и пары тумбочек. В результате, кучу всего оказалось некуда складывать и оно зависло по коробкам. Большая часть этих коробок в прихожей теперь, меньшая - в зале. Инструменты должны быть в прихожей.
Шарился я быстро, желая закончить поиск монтировки и выйти раньше, чем посыплются неудобные вопросы, но, как оно всегда бывает, нужное нашлось далеко не сразу. Что удивительно - мама не вышла, чтобы полюбопытствовать. На самом деле, это даже подозрительно. Очень. Мама разогнала всех подруг годы назад своей неприветливостью и сделала это намеренно, после чего взялась страдать от отсутствия общения. Когда я к ней переехал - приросла хвостом и ходит за мной куда бы я ни двинулся. Что вообще часто здорово раздражает. Выйдешь на кухню покурить в тишине - тут же появится, чтобы включить телепиздер и начать по ушам катать абы что, лишь бы типа общение было. Надо сделать что-нибудь такое, что требует побегать туда-сюда - будет на дороге мешаться обязательно. А уж дёргать по ерунде каждые пять-пятнадцать минут - это святое, ни на чём не даст сосредоточиться, ни читать, ни писать, ни… Короче - я её дежурные уши, чесалка для языка и вообще разнообразие в жизни, раз уж квартиру не покидает вовсе. Ну а учитывая то, что я должен был принести новости с улицы - как она могла не выйти и не насесть с кучей вопросов? Заснула? Такое вполне может быть, конечно, но что-то мне приспичило убедиться в том, что с ней всё в порядке, насколько это возможно вообще.
Она оказалась на кухне…
Рваная противомоскитная сетка валялась на полу неопрятной кучкой вместе со сломанной рамкой, на которую была раньше натянута, на подоконнике - характерные следы когтей. Работающий телевизор, несущий обычный телебред, казался элементом сюрреализма на разгромленной кухне.
Злобно про себя матюкнувшись, я метнулся обратно в прихожую и схватил ту самую монтировку. Удобно, кстати, что она такая короткая, длинной было бы в тесной квартире неудобно махать.
На кухне Обезьятора нет, поэтому я, как только обрёл оружие, проверил зал. Ещё один работающий телевизор, выломанная противомоскитка, следы когтей на подоконнике и никого. Санузел - никого. Тварь, или твари, пришли, убили и, убедившись, что больше никого живого нет - покинули жилплощадь.
Подперев плечом косяк двери на кухню, гляжу на тело, лежащее на полу, и пытаюсь придать мыслям какую-нибудь упорядоченность.
Последние лет десять я посвятил присмотру за самым близким человеком, и вот её больше нет. Раз - и нет. Совсем. Неожиданно и… Да вообще непонятно, что делать и зачем в этой жизни. Для меня она закончилась, по большому счёту, всё те же лет десять назад, когда выяснил главное для себя, после чего перешёл в режим ожидания смерти. Некуда стало стремиться и незачем, почему бы и не присмотреть за мамой?
Душевная близость между нами закончилась тогда, когда она развелась с отцом, бывшим образцово-показательным домашним тираном-алкашом, и я начал учиться в школе. Лялька столкнулась с социумом и оказалась совершенно не способной с ним ладить. Ну а проблемы типа “в школу вызывают”, и плохие отметки в дневнике разом превратили меня из любимого сына в проблему, налипшую на туфли. Моя мама тоже не была готова ни воспитывать, ни общаться с социумом, а её арсенал воспитательных методов, как мгновенно выяснилось, ограничивался угрозами и битьём всем, что под руку попадается. Опять же, я напоминал ей об отце, каковой был реально первоклассным мудаком дома, и она с некоторым извращённым удовольствием вымещала обиды на него на мне. Однажды ей под руку попалась выбивалка для ковров, и я неделю после этого проходил в звёздах и полосах, как американский флаг, но по-настоящему обидно было не это, а то, с каким удовольствием мать хвалилась подругам сделанным.
Прессинг в школе, где совок прогибал меня под себя, и прессинг дома, обозначающий “не смей приносить мне сюда проблемы, ебись с ними сам!” - эти годы я запомнил как ад. Ад, разбавленный периодическим присутствием двух ангелов: бабушка - мать отца, и тётя - младшая сестра мамы. Они не понимали сути происходящего и сидели со мной, пытаясь тащить в плане выполнения домашних заданий, чем объективно играли “на вражеской стороне”. Добрые, милые, но заставляющие меня делать то, что я делать не то, чтобы не хотел… В школу пришёл подготовленный лучше всех. Читал запоем ещё с детсада, у бабушки была приличная библиотека, в которой нашлась книга “Похождения бравого солдата Швейка”. В этой книге часто встречались фразы на немецком языке, и это послужило отправной точкой для увлечения им. У бабули нашёлся ещё и Русско-Немецкий словарь, так что к школе я худо-бедно мог улавливать, о чём идёт речь по-немецки. Ну, если ругались. Сам тоже мог послать в нескольких, весьма замысловатых, направлениях. Тогда, когда одноклассники, запинаясь на каждом шагу, постигали элементарный счёт в пределах десяти, я свободно считал в любом направлении, делил и умножал. Однако, сначала оказалось, что это всё похер - оценки не ставили, потом мне не смогли внятно ответить на вопрос “а для чего всё это?” Ответы типа “Ну, в жизни пригодится. Наверное”, - меня не устроили, а зубрить просто потому, что “Партия сказала - Надо!” - я не мог. Просто ради оценок, которыми можно хвастаться перед малявками вокруг? Для того, кто мыслить начал, как взрослый? Серьёзно? Пусть даже и не определял для себя так, и высокомерием не страдал, но тупо не мог ощутить желания хвастаться перед этими... зародышами взрослых. Потратить немного времени и умственных усилий для правильной мотивации никто не додумался или не захотел, и учение проходило в дальнейшем под знаменем “Надо!” и репрессиями.