Вернувшись после завтрака в номер, Даниэль обнаружила там разбросанные вещи Алексея и шум в душе. Она усмехнулась: где бы он ни провёл ночь, утром он решил смыть следы своих развлечений. Видимо, её слова о девочках на ночь его задели. Бог его знает, что он там подумал, но ей действительно было неприятно. Почему-то.
Она подавила ненужный вздох и взяла книжку. До экскурсии в Карлштейн она хотела передохнуть, чтобы хоть немного унять головную боль. Она снова потянулась к таблеткам.
Закончив свои дела, Алексей вышел, вытирая голову. Он не сразу заметил Даниэль с книжкой на кровати. А она, в очередной раз увидев его обнажённый торс, постаралась подавить ненужную волну жара, поднимавшуюся у неё откуда-то снизу живота. Её вспыхнувшего взгляда Алексей тоже не заметил. Только, когда она перелистнула страницу, её шорох заставил его посмотреть в её сторону. Бледное лицо, круги под глазами и всегдашнее непробиваемое спокойствие, чёрт бы его побрал. Стоя перед ней в одном полотенце на бёдрах, он чувствовал себя неловко.
- Вы как? – глупо спросил он. Даниэль подняла на него глаза.
- Как – что? – холодно спросила она.
- Как самочувствие после такого количества пива? – пояснил он, перебирая в руках полотенце, которым вытирал голову.
Даниэль изобразила лёгкое непонимание. Затем, слегка порозовев, она произнесла, опустив глаза:
- Я вчера вела себя недопустимо. Возможно, наговорила много из того, чего не следовало. – Она искоса глянула на Алексея. – Я слишком близко к сердцу восприняла то, на что поклялась не обращать внимания ещё в юности. – Она встала, не глядя на него. – Я прошу у вас прощения за то, что сказала или сделала вчера. С моей стороны это было просто непозволительно. – Она незаметно следила за его реакцией.
А Алексей был растерян. Недопустимого Даниэль себе не позволяла. Говорила? Да, она излила на него свою горечь, заставившуюся его задуматься. Но это вовсе не было непозволительно. Это было как раз отрезвляюще. Так надо говорить с каждым мужчиной, вступающим в пубертатный период. Может, одиноких и несчастных женщин было бы меньше. Как и разрушенных семей и равнодушных детей.
Вдруг в его мысли вторглась непрошенная картинка полуобнажённой Даниэль, когда он раздевал её, чтобы уложить в постель. Мягкая податливая плоть и соблазнительные формы, лишь слегка тронутые возрастом и беременностью, взволновали его тогда. Чего уж было проще: воспользоваться бессознательным состоянием Даниэль и утолить своё плотское желание – она все равно ничего не соображала и наутро бы не вспомнила. И как бонус – принести доказательства гиду и её бизнесмену. Лишняя тысяча баксов бы ему не помешала. Он не обманывал её – он действительно отказался от пари. Но деньги есть деньги. Однако, глядя на печальное лицо Даниэль на подушке, он почувствовал тогда себя мерзавцем за эти мысли. Возможно, в первый раз в жизни ему не хотелось женщиной пользоваться, а хотелось доставить ей радость и удовольствие. Видеть, как она изнывает не только от желания, но и с восторгом отдаёт себя ему и самому столь же восторженно дарить себя. Видеть туман в её глазах от его умелых действий, слушать, как её губы с благодарностью и страстью произносят его имя, а не какого-то секс-символа, ощущать покорность и власть возбуждённого тела, готового подчинить его себе и отдаться его желаниям целиком одновременно. Он не хотел животного удовлетворения своих потребностей. Возможно, в первый раз в жизни он захотел подчиняться потребностям другого. Он не знал, что сказать Даниэль. Обычные слова в такой ситуации «я хочу тебя» её бы оскорбили. Она бы не поняла его смятения и лишь с презрением его бы оттолкнула. Но что он мог ей сказать?
- Ничего недопустимого или непозволительного не было, - буркнул он, стараясь не глядеть на неё. – Вы ничего не говорили.