Даниэль недоверчиво смотрела на него, медленно опускаясь на кровать. Как-то в институте в такой ситуации двое однокурсников не преминули воспользоваться её «забывчивостью» и «напомнили» ей, что она обещала с ними переспать. Тогда она сделала вид, что так и надо – ей было любопытно сравнивать разных мужчин в то время. Но до полного разврата она не позволяла себе опускаться. Однако эти эксперименты не доставили ей удовольствия ни физического, ни морального – на словах эти говнюки были гораздо более профессиональны и умелы, чем на деле: даже такая пьяная, как тогда, она это поняла и почувствовала. И потому быть тренажёром для секса для лопающегося от тестостерона и спермы самца ей не понравилось. Тогдашние попойки практически всегда сводились к этому: ей «напоминали» о её «обещаниях». Но она стала резко пресекать такие поползновения. И сейчас от Алексея она ждала именно такого поведения. Он обескуражил её, отказавшись даже намекнуть на что-то интимное.
Она выпрямилась в кровати.
- Неужели я только молча пила? – недоверчиво спросила она, пытаясь разглядеть в его лице ложь и фальшь.
- Именно, - снова буркнул Алексей, не глядя на неё. Он отвернулся, копаясь в своей сумке в поисках чистых вещей.
Вдруг Даниэль словно что-то подбросило с кровати. Она неслышно подошла к Алексею и обняла его со спины, прижавшись лицом к его обнажённому телу.
- Спасибо, – тихо сказала она. И, прежде, чем он что-то ответил, резко отпустила его. Он тут же развернулся и схватил её за плечи, настороженно глядя ей в глаза. Она замерла, застыла. Он медленно наклонился к ней, как бы спрашивая. А она?.. Она не отодвинулась, ничего не сказала, даже не нахмурилась. Просто ждала. Он приник к её губам жарким поцелуем, его руки взяли её лицо в ладони и нетерпеливо гладили, осторожно касаясь кончиками пальцев. Затем он сильнее впился ей в губы, и мир вокруг них перестал существовать. Её словно накрыло с головой тёплой и успокаивающей волной, которая, однако, начинала её всё больше возбуждать. Очень давно её никто не целовал, да и не обнимал тоже. Даже простые прикосновения были ей неприятны. Но это!.. Её тело горело, изнывая от желания. Боже милостивый! Что же ей делать? Отдаться инстинктам или проявить волю? Оттолкнуть или ждать этого сладостного продолжения? Она не знала на что решиться. И пока она мучила себя этими мыслями, разум властно заговорил сам: она вдруг резко оттолкнула его, закрыв лицо руками. По её спине, щекоча, стекали струйки пота, руки подрагивали от сдерживаемой страсти, промежность болела так, как будто она без подготовки села на поперечный шпагат, по телу пробегала дрожь неутолённого желания. Она не знала, злиться ли ей на себя или благодарить. Жуткий хаос поднялся в её душе.
Когда его руки обняли её спину с такой силой, словно он не хотел отпускать её от себя никогда, Даниэль очнулась. Что, на божескую милость, она делает? Возбуждение, вызванное объятием и его страстным и требовательным поцелуем, отпустило её. И когда он снова наклонился к ней, она медленно отодвинулась, упираясь в обнажённую грудь Алексея. Он пока ещё ничего не понял, затуманенный возбуждением, но тоже начал приходить в себя. Когда Даниэль отошла от него, стремясь привести свои мысли в порядок, он с обидой посмотрел на неё.
- Простите меня, - произнесла Даниэль. – Простите.
Она не знала, за что просит прощения. Его похоть – его проблема. И раньше ей бы в голову не пришло извиняться за то, что она не хочет удовлетворить чужих желаний. Что же теперь изменилось?
Он медленно приходил в себя, глядя на неё затуманенным взором. Что вдруг случилось? Он сказал что-то не то, сделал что-то не так, напугал, обидел её, сделал ей больно?
Алексей прикоснулся к её рукам, чтобы отвести от лица и увидеть её глаза. Но она вдруг отшатнулась к самой стене.
- Нет! – вскричала Даниэль. В её голосе слышалась боль и тоска. Совсем как у Лопе де Вега: «Истекая кровью, честь борется с моей любовью. А вы мешаете борьбе».
Он с обидой смотрел на неё. Ну что ещё? Что не так?