Я горда, и, наверное, слишком.
И поэтому рядом с тобой
Обращаюсь с тобой, как с мальчишкой,
Дорогой и любимейший мой.
Любимейший? Она вздрогнула. Чтобы мужчина вдруг стал для неё любимейшим? Как низко она пала! С какой стати ей пришли в голову эти малоизвестные стихи? Почему любимейший? Она ведь не влюблена в Алексея нисколько. Она просто хочет, чтобы с ней рядом был человек. Живой человек, человеческое тепло. Всё равно кто. Просто тот, кому она не безразлична, который бы её выслушал, стал сопереживать, наконец. Да, она вынуждена была себе признаться, что ей нужно, просто необходимо, чтобы её хотя бы раз в жизни пожалели, защитили, укрыли от бед и тревог, прижали к груди, погладили по волосам, сказали «всё будет хорошо», взяли её проблемы и их решение на себя. Чтобы позволили ей быть женщиной – слабой, глупой, ленивой, капризной и непредсказуемой. Надо было только перестать быть холодной и поддаться чувствам, выбросить все мысли из головы и заставить разум молчать.
…Может, надо отбросить стыдливость,
Гордость – бремя моё – презирать
И признаться себе, что влюбилась,
И всей страстью своею влюблять?
Но тогда себя возненавижу
И, как прежде, я жить не смогу,
В своей жизни уже не увижу
Счастья, радости и мечту,
Как была я всегда одинокой,
Окажусь одинокой тогда…
Ты не строго суди недотрогу,
Пожалей меня, хоть иногда…
Суди? Пожалей? Неужели она в самом деле стала так думать? Даниэль опустила лицо в ладони. Жалость – это подачка, которую дают с брезгливостью, а принимают с досадой. Нет, не нужна ей жалость. Она просто сошла с ума, когда стала так думать. И потом, она же сама говорила Алексею о раскрытой душе – она позволит себе быть собой, а о неё снова вытрут ноги. И она снова забьётся в угол, глотать слёзы и переживать очередное унижение. Это было бы просто неуважением себя – думать таким образом: позволить себе быть ленивой, капризной и глупой женщиной. Так низко пасть! Как она могла даже позволить прийти в голову этой мысли! Она самодостаточный человек с чувством собственного достоинства, независимым поведением, суждением и мыслями. Она сильная натура, преодолевавшая раньше и преодолеющая в будущем любые трудности и неудачи. Ей не нужно чужое участие, чужая жалость. Зависимость от мнения других – что может быть унизительнее! Ей не нужно презрительное снисхождение.
Не надо крох мне с вашего стола,
Не надо мне подачек из рук ваших.
Я одинокою всегда была,
Оставьте жалость – ненавижу фальши.
Ей нужен покой. И всё было хорошо. До встречи с Алексеем. Её устраивала её прежняя жизнь. Она не знала иной. Она была одинока, но спокойна. Горда и самодостаточна. Независима и уверена. А этот Алексей перевернул её представление о своей жизни, показал, насколько она одинока и как ей холодно в своей башне из слоновой кости. А ведь было когда-то время, когда она мечтала о любви, когда хотела быть любимой. Если бы не смерть родителей и не замужество. Тогда всё кончилось. А здесь ей встретился Алексей, который заронил робкую, призрачную надежду, нет, не на любовь, на сострадание, сопереживание. Она хотела ответить своей страстной порывистой душой, хотела дать понять, как ей это надо, как она это оценила, но вместо этого повела себя так, что ей до сих пор стыдно за своё поведение. Поддавшись жалости к себе, она банально напилась. Вместо решения проблемы – пыталась утопить её в бутылке. Какая мерзость! Слабость, унижение, стыд, наконец. Она ждала участия и сопереживания, а когда они появились, испугалась их принять и повела себя, как хамка. Ей снова пришли в голову стихи той малоизвестной поэтессы:
Я ждала этот день, как надежду,
Как луч солнца средь долгой зимы.
Не могу теперь жить я как прежде –
Ты покоя меня лишил.
Вновь с тобой танцевать я хотела,