- Я от вас ничего не хотела! – прокричала Даниэль. – Я не просила вас любить меня! Я всегда была одна и хотела быть одна! И вы это знали! Что ж вы жалуетесь? Мне от вас ничего не нужно!
Капли дождя стекали по её лицу, перемежаясь со слезами. Даниэль молилась, чтобы он не понял, что она плачет.
Он отпустил её плечи. Она, морщась от боли, потёрла их.
- Я больше не буду преследовать тебя, - сказал Алексей. – Не стану попадаться на пути. Мне надоело быть мишенью для твоих издевательств и гадать, какая на тебя найдёт блажь. Я знаю, ты перенесла много. Гораздо больше, чем я. Но мне хватило и этого. Что ж, я слабак. А ты выиграла.
Он смотрел в её мокрое лицо. На нём ярость и возмущение боролись с сожалением и болью. Наконец она подчинила себе свои эмоции, как раньше, и её лицо привычно окаменело. Алексей упал духом. Последняя надежда угасла. Он безнадёжно махнул рукой, повернулся и пошёл в сторону оставленной машины.
Но дни мои мне только скорби множат,
Ждать нечего, надежды быть не может,
Жизнь безнадёжна, как кромешный ад![2]
Даниэль смотрела ему вслед. О уступи! – молило её сердце. И навсегда стать рабыней мужского эгоизма? – вопрошал разум. Только что он причинил ей боль, забыв в своей обиде, что она недавно выписалась. Он уходит, бросив её одну посреди дороги, без денег, под дождём. Это ли не доказывает, что мужчин нельзя любить? Но ведь он был в отчаянии и наверняка не понимал, что делает. Как же ей поступить?
Даниэль закричала и упала на колени, содрогаясь в рыданиях и молотя кулаками по земле. Что делать? Что ей делать? Глупое сердце склонялось понять его, пожалеть, припасть к его груди, шептать ему слова любви, раствориться в нём. Но жизненный опыт и разум напоминали ей, приводили примеры и доказывали, что ничего хорошего из этого не выйдет. Её тело жаждало его рук – его объятий, его поцелуев, его… А разум холодным душем окатывал её мысли. Что же ей делать? Как отпустить себя, себя, при этом, не потеряв? Как себя подарить, но оставить себе? Как быть любимой и любить, но не быть зависимой?
Она исходила в рыданиях, как будто хотела через слёзы выплакать свою душу. Она, чей рассудок раньше был холоден и твёрд, поддавалась чувствам. Чёрт бы побрал этого Алексея! Без него она знала, кто она и чего хочет. А теперь? Тряпка! Размазня! Истеричка! Дура!..
Вдруг она осознала, что её голова покоится на груди Алексея, а его рука гладит её волосы.
- Прости, - бессвязно шептал он. – Прости меня… Я забыл… Я такой дурак!..
Она робко обхватила его за плечи.
- Я прошу, я умоляю тебя, поверь мне, - шептал он ей в макушку. – Просто поверь. Честное слово, я не обижу тебя. Я тебя люблю.
Моросящий дождь и сигналящие машины не мешали им. Сейчас они были одни во всём мире.
[1] Слова А. Елина для песни группы «Ария».
[2] Т. де Молина «Благочестивая Марта», действие 1, сцена 1 (пер. Э. Линецкой).
24
Как-то ни о чём не договариваясь, Алексей отвёз Даниэль в свою квартиру. Была у него такая, постоянная, съёмная, где он жил, когда работал в Москве. Даниэль ещё не решалась ему доверять, однако стала постепенно относиться к нему иначе. И Алексей, наконец, дождался и хорошего отношения от неё, и доброго слова. Он уступил ей свою кровать, перебравшись на жёсткий диван. За те несколько дней, что она отдыхала у него и приходила в себя, он окружил её заботой и вниманием, непривычными ей. И поначалу это её пугало – она не знала, как реагировать. Однако постепенно она успокоилась, видя, что Алексей не делает из этого ничего особенного, не кичится этим как чем-то из ряда вон, не относится как к какому-то подвигу. За своё отношение он не требовал оплаты, что ставило Даниэль в тупик. Она всё ждала, что он начнёт намекать на интим, и это страшило её: хрупкое взаимопонимание, установившееся между ними, могло быть нарушено стремлением удовлетворить свои животные инстинкты. Однако Алексей не делал попыток перебраться с дивана на кровать, удивляясь сам себе. Сейчас ему было достаточно того, что есть, и он терпеливо ждал, когда для большего придёт время.