Стояна замолчала, чтобы перевести дух. Со смешком поглядела на Отраду и положила той руку на плечо.
— Эй, ты чего побледнела так? Дурно? Притомила я тебя своими разговорами?
— Нет, нет, — Отрада помотала головой. И добавила с неподдельным жаром. — Мне, напрочь, занятно очень!
— Ну, коли занятно, так слушай, — Стояна понятливо усмехнулась. — Пошла Нежданка за Лешко. А от слова, даденного Храбру, отказалась. Ее батька им и выкуп заплатил – вестимо, деньгами Зоряна Неждановича. Я слыхала, они тот выкуп беднякам на ярмарке раздали, весь, до последней монетки.
У Отрады, пока подружка говорила, в голове крутилась дюжина вопросов. Но спросить она ничего не поспела, потому что, хватившись дочки, на крыльцо избы вышла недовольная мать Стояны.
— Ах ты! Ты пошто шляешься, негодная? Тесто уже через край переваливается! А ну вертайся немедля, пока я тебе косу не оборвала!
Втянув голову в плечи, Стояна помчалась в избу, даже не оглянувшись на Отраду. Та поглядела, как мать подталкивает непутевую дочку к двери, и пошла своей дорогой. Заболтались они, а ведь и ей поспешать следовало.
Матушка встретила ее торопливыми хлопотами: заворачивала последний каравай в рушник и бережно укладывала его в плетеный кузовок поверх первых двух.
— Идем, идем, Радушка. И так припозднилась ты! – Любава вытолкнула ее на крыльцо, не дав толком войти в избу. – Мало ли, еще Храбра не застанем!
Она молча забрала у матери тяжелый кузовок и перекинула через локоть плетеную ручку. Помыслила еще: спросить али нет про Храбра да про Нежданку... Но устыдилась саму себя и пообещала, что впредь о таких дурных вещах думать она не станет. Какое ей дело до сватовства кузнеца!
Они спустились вниз по холму и уже подошли к лесной опушке, когда Любава спросила:
— Что с тобой, Радушка? Лица на тебе нет!
Она вымученно улыбнулась в ответ.
— Все ладно, матушка. О вчерашнем вспомнила просто... сызнова испужалась.
Мать ласково погладила ее по щеке, и Отраде сделалось стыдно. Негоже лгать-то родительнице! Но как объяснить, что думала она одновременно и про синяки Нежданы, и про серые глаза Храбра, и как давеча улыбался ей смешливый Земовит с пушистыми кудрями, и про шепотки, которые летели ей в спину, пока она почти бежала домой...
7.
Они поднялись по лесной тропинке на холм, на котором стояли изба и кузня Храбра – в отдалении от всех прочих, как и было заведено. Любаве забираться вверх да еще и по снегу было нелегко. Закололо пуще прежнего сердце, и она, посматривая, чтобы не углядела дочка, засунула под тулуп ладонь и легонько растерла место, где болело. Так ей присоветовала делать знахарка Верея.
Отрада никогда прежде в гости к кузнецу не захаживала – да и с чего бы ей? – и потому с любопытством глазела по сторонам. А уж после рассказа Стояны, и подавно девку любопытство взяло.
Ладненькая, с узорчатыми причелинами да резными наличниками, с коньком на крыше да символом Перуна под ним, изба-шестистенок глядела на нее слюдяными окошками и высоким крыльцом.
Она аж голову задрала, рассматривая узор на причелинах: бежали по дереву волны да круги, катилось вечное сияющее солнце.
— Идем, Радушка, потом поглядишь, — мать дернула ее за руку, и она опомнилась.
Стояла да глазела будто дуреха!
Тем временем Любава поднялась на расписное крыльцо и толкнула дверь. На шум в сени выскочил мальчишка, брат кузнеца. Светловолосый, сероглазый, улыбчивый, нынче же он удивленно моргал, глядя на двух женщин. Опомнился лишь, услышав голос брата.
— Кто там?
Стало быть, матушка все верно рассчитала. Время-то трапезничать, вот и застали кузнеца в избе.
— Любава Брячиславна с Отрадой пришли, – через плечо откликнулся Твердята и, опомнившись, поклонился женщинам, а после посторонился, пропуская их в избу.
Поспешно закрыв за ними дверь, он и сам торопливо запрыгнул в горницу. Встречать-то гостей он выбежал в рубахе да портках, а снаружи еще тянуло холодом.
Завидев двух женщин, Храбр поднялся c лавки. Судя по деревянным мискам, ложкам да горшочку на столе, они застали их посреди трапезы. Отрада, опустив голову, смотрела на кузнеца из-под пушистых ресниц: волосы цвета липового меда, темная рубаха с багряными тесемками на рукавах, широкие плечи. Кузнец был высоким, мать Отрады не доставала ему до плеча, и мощным — это было видно даже под одежей.
Мазнув по Отраде взглядом, от которого ей захотелось съежиться, Храбр посмотрел на ее мать и склонил голову.
— Здрава буди, Любава Брячиславна. Проходите к столу, будьте моими гостями.
И лишь после того, как хозяин избы ритуальными словами пригласил их войти, ступили они вперед, под матицу, и поклонились печи.