– Да как же это? – удивился Димка, не ожидая в таком простом вопросе дополнительных объемов.
– Ну вот, например, общеизвестно: Пикассо в юности рисовал женщин салона. До бесконечности. И вдруг стал рисовать африканских женщин. В Париже вознегодовали. Как это? Вместо наших салонных женщин? А вы как думаете?
– Я тоже думаю: нельзя парижанку сравнивать с африканкой.
– Вот видите, вы тоже не готовы к тому, чтобы воспринять открытие художника.
– Да в чем же открытие?
– А подумайте, молодой человек, подумайте! Сдаетесь? В известной теме любви он открыл вот что: что женщина другой расы – тоже женщина и тоже достойна любви. Или вот еще пример: художник Шагал впервые стал рисовать свою возлюбленную только на фоне своего еврейского местечка Витебск, в Белоруссии, где она родилась. И картина опять приехала в Париж. И опять, как с Пикассо, все не понимали открытия художника. А через годы понравилось. Ну вот ответьте с трех раз: в чем открытие?
– Нет уж вы лучше сами.
– А открытие в том, что любовь нерасторжима с национальностью. В ней присутствует очень много глубоких верований и привычек народа, которые, если хочешь любить свою возлюбленную, ты должен фоном нести с собой. Как на картинах Шагала, где яр кий букет цветов, как символ молодости и любви, всегда в самом центре. По краю – подслеповатая темнота этого Богом забытого местечка, еврейский маленький оркестрик, играющий на свадьбах и похоронах.
– И что? Это открытие?
– А разве нет?
– И что? Это много?
– А разве мало? Главное – старое сопоставлено с чем-то новым, никогда до этого с ним не сопоставлявшимся.
– И что же нужно, чтобы это понимать?
– Нужно только одно – учиться. Другого пути нет. И саморазвиваться.
– Согласен. А что всё-таки Абу Нувас про вино и женщин сказал?
Абрам Моисеевич скромно улыбнулся:
– Вы делаете успехи. – И начал цитировать. – Но имейте в виду, что это в переводе:
– И что ж, вы нигде не учились? – спросил Абрам Моисеич.
– Да, кроме пулеметных курсов в Термезе – нигде.
– Что не учились – жаль, ведь вы еще молодой человек.
– А уж теперь некогда. Жизнь надо догонять. Ведь война украла у нас четыре года. Их надо наверстать каждому в личной жизни, если он хочет чего-то добиться.
Услышав такие серьезные речи, Абрам Моисеевич не стал оспаривать идеи молодого человека. Он сказал: «Это да, это да» и опять погрузился в свое.
Запустить механизм мирного существования Димка хотел в Ташкенте, но ему не совсем это удалось. Теперь он ехал в Москву, чтобы попробовать начать жить в мире, а не воевать в войне. Но всё это были зыбкие и грустные мысли. Может быть, он и хотел о них с кем-то поговорить, ну уж явно не с седым стариком в очках. Таким, скорее, жаловаться нужно. А жаловаться он тоже не хотел.
Остальной народ, кроме научного работника, был мелкий и неразличимый – русские, узбеки, казахи, случайные и регулярно ездившие по этому неблизкому маршруту. С небольшой своей правдой внутри, которую никакими клещами из них не вытащишь. А Димку распирало, он не мог усидеть на месте. Это ничего, что не удалось в Ташкенте. Надо повидать родню, посоветоваться с братом и начинать в Москве. Ну и куда от любви денешься, если уж вина нет? Лежа ночью на второй полке, вспоминал он Лидку, которую полюбил с первого взгляда там, в Намангане, где лечился в госпитале. В городском парке, на танцах, у большой клумбы стояла она с подружкой Риткой, эвакуированной из Харькова. Вот могла бы быть хорошая интрижка. Интересно, в Басре есть такие цветы? Сильные, крупные, с прямым стеблем и огненно-красным, как его рубаха, цветком. Он даже не помнил, где он взял эту рубаху, чтоб не идти в гимнастерке. Надо у Абрама Моисеевича спросить – есть ли в Басре такие ярко-красные цветы?
Глава 2. Кубинка и Фифа
Я с Южного фронта! Я в Москве! Мать честная! Ауфвидерзеен, Тегеран, Басра и Ташкент! Теперь рулить на Кубинку. Писали мне в госпиталь, что немец ее не взял. Подойти – подошел, а взять – руки коротки.
Теперь обнять мать, переговорить с братом (он с западного фронта вернулся) и помянуть отца. Жаль, что не дожил. Увидел бы своего младшего бравым солдатом, подивился бы его выправке. Всё остальное – потом. Сейчас – сесть за стол солдатом Победы, выпить за нее. Остальное потом. Сначала выпить и поговорить по душам.