Сестрица моя уже пришла в себя, разгуливала по всему дому и громко распевала; теперь она что-то рисовала цветными карандашами и неожиданно явилась в комнату, где я сидел, и сразу же, прежде чем я ее заметил, сунула нос в мою книгу, в которой я только-только написал на полях свое имя - мне нравилось писать свое имя везде и всюду, а имя Лилы я написал рядом совершенно случайно. Я, конечно, захлопнул книгу, но она уже прочитала, захохотала и жалостливо поглядела на меня, я хотел ее вытолкать, но она завизжала, и я услышал, что к дверям подходит мама, и тогда я сам, жутко разозлившись, выскочил в сад. За завтраком сестра все время насмешливо на меня поглядывала, и мне страшно захотелось хорошенько пнуть ее ногой под столом, но с нее бы сталось поднять крик, а ведь мы к вечеру разожжем машину, поэтому я сдержался и промолчал. Во время сьесты я залез на иву, чтобы там почитать и подумать, и когда в половине пятого вышел уже проснувшийся дядя Карлос, мы заварили мате, и потом подготовили машину к работе, и я наполнил глиной два больших таза. Женщины стояли в сторонке, было очень жарко, особенно возле машины, в ней горели угли, но как раз для такой жарищи и хорош мате, особенно если он горький и очень горячий. На этот раз мы выбрали место в глубине сада, возле курятников, именно там муравьи вроде бы нашли себе прибежище и очень вредили мастиковым деревьям. Едва мы сунули наконечник в самый большой муравейник, как отовсюду вокруг повалил дым, он шел даже из-под пола в курятнике, пробивался между кирпичами. Я бегал, замазывая землю, мне нравилось кидать глину и разглаживать ее потом руками до тех пор, пока из-под нее не переставал пробиваться дым. Дядя Карлос перегнулся через проволочную ограду сада Негри и спросил у Чолы, которая была все же не такая дурочка, как две другие, нет ли дыма у них в саду, и Куфина разволновалась и стала бегать по всему саду, глядела, нет ли где дыма, потому что они все очень уважали дядю Карлоса; но к ним дым не шел. Он шел совсем в другую сторону; я тут же услышал, как меня зовет Лила, побежал к кустам бирючины и увидел ее: на ней было платье в оранжевый горошек, оно мне особенно нравилось, а на коленке белела повязка. Лила закричала, что дым идет в ее садике, в ее собственном саду, и я перепрыгнул через ограду, не выпуская из рук таза с глиной, и пока огорченная Лила мне рассказывала, как она пошла посмотреть на свой садик и услышала, что мы разговариваем с Негри, и как раз в эту секунду рядом с посаженным нами жасмином пошел дым, я встал на колени и начал изо всех сил замазывать землю глиной. Дым вообще был очень опасен для недавно пересаженного куста жасмина, а тут еще и отрава, хотя в инструкции и говорилось, что это не опасно. Я подумал, не перекопать ли мне муравьиный ход за несколько метров от грядки, но пока я начал с того, что старался как можно лучше замазать глиной место, откуда шел дым. Лила сидела в тени с книгой и смотрела на меня, и я накидал и размазал столько глины, что был уверен - дыму отсюда больше не пробиться. Подойдя к Лиле, я спросил, где у них лопатка, чтобы перекопать муравьиный ход до того, как уже отравленный дым доберется по нему до жасмина. Лила встала и пошла за лопаткой; она все не возвращалась, и я посмотрел книгу это были какие-то рассказы с картинками - и очень изумился, увидев, что у Лилы в книге тоже заложено драгоценное павлинье перо, а она о нем никогда ни слова не сказала. Дядя Карлос звал меня заделывать дыры, но я все смотрел на перо: оно ведь не могло быть тем пером, которое я видел у Уго, но оно было абсолютно такое же и казалось вырванным из того же павлина, зеленое с фиолетово-синим, все в золотых крапинках. Когда Лила принесла лопату, я спросил, где она взяла такое перо, и хотел было рассказать ей, что точно таким же владел Уго. Я даже не сразу понял, что она мне говорит, а она, вся залившись краской, объясняла, что это перо ей подарил Уго, когда приходил прощаться.
- Он сказал, что дома у них много таких перьев, - добавила она, словно бы оправдываясь, но не глядя на меня.
Тут дядя Карлос закричал из-за кустов, и я, швырнув лопату, которую мне дала Лила, пошел к ограде, хотя Лила и звала меня, и говорила, что в садике снова дым. Я перепрыгнул через решетку и посмотрел на Лилу уже из своего сада сквозь кусты бирючины: она плакала, держа в руках книгу, из которой немножко высовывался стержень пера; я увидел, что дым теперь шел прямо из-под жасминового куста, отрава окутала его корни. Подбежав к машине и воспользовавшись тем, что дядя Карлос снова вступил в разговор с Негри, я открыл жестянку с отравой и вылил в машину две или три полные ложки, потом закрыл дверцу: густой дым заполнял муравейники и убивал всех муравьев; теперь в нашем саду не останется ни одного живого муравья.