-- Ах, ты, телячья голова!-- говорил Вахрушка, когда мы пришли наконец короткою дорогой к озеру.-- Маланьи-то нету... а?
-- Что же, она, по-твоему, обязана была нас ждать на берегу?
-- Баба она, баба и есть!-- ругался Вахрушка, присматривая противоположный берег из-под руки.-- Ах, телячья голова!.. Вон и батик на берегу кверху брюхом лежит, а Маланьи и званья нет... Утрепалась куда-то, телячья голова!..
Через озеро до села было, на худой конец, две версты, и как Вахрушка мог разсмотреть не только Маланьину избушку, но даже вывороченную вверх дном лодку,-- я не мог понять. Прищуренные темные глаза Вахрушки отличались ястребиною зоркостью, в чем я имел случай убедиться много раз.
-- Ма-а-а-ланья!..-- кричал Вахрушка, подхватив одну щеку волосатою рукой.-- Телячья голова-а!..
Это было отчаянное средство обратить на себя внимание солдатки, но Вахрушка орал благим матом совершенно напрасно, по крайней мере, полчаса, пока не охрип.
-- Вот тебе и ближняя дорога!-- донимал я Вахрушку в качестве потерпевшей стороны.-- Теперь кругом озера-то до Шатунова битых двенадцать верст.
-- Нет, поболе: все пятнадцать. Ма-аланья!.. А зачем нам кругом озера окую даль месить?
-- Что же мы будем здесь делать? Не ночевать же в поле... Вот тебе и холодный поповский квас!
Вахрушка презрительно молчал и только пнул ногой подвернувшуюся Фортуну. Собака отбежала в сторону и, высунув язык, удивленно посмотрела на нас своими добрыми песьими глазами. Когда Вахрушке надоело кричать, он облюбовал на берегу таловый, завесистый куст, бросил под него сапоги и шапку и улегся в тени, точно дело делал.
-- Увидит кто-нибудь с берегу, телячья голова... Вся причина в Маланье...
Мне ничего не оставалось делать, как только последовать его примеру. Солнце так и жарило. Камыши стояли не шелохнувшись, над ними плавали два ястреба-утятника; пахло гнилою водой, осокой и протухнувшею рыбой. июльский овод кружился в застывшем воздухе столбом. На небе ни облачка, и только с восточной стороны всплывала белою дымкой высокая тучка. Фортуна два раза меняла место под кустом, потом сходила в болото, выпачкалась в грязи по уши и, вернувшись к нам, с ожесточением принялась трясти ушами и всем телом, так что грязь полетела на нас дождем. Вахрушка не пошевельнулся, и Фортуна легла рядом с ним, навалившись на его плечо своим грязным боком.
Время идет ужасно медленно, когда хочется есть и когда у попа Ильи такой холодный квас. Наши сестные запасы истощились и, в надежде на Пахомыча, не было захвачено соли, так что нельзя было воспользоваться даже убитыми утками. Я пробовал заснуть по примеру Вахрушки и с отчаянною решимостью целый час лежал с закрытыми глазами, но и это не помогло. Солнце обошло куст и начало припекать мне плечо. Я переменил место, а Вахрушка оставался на самом припеке, онемев от истомы.
-- Вахрушка, вставай!-- будил я его.-- Пойдем кругом озера, а то здесь просидим до завтра.
Вахрушка безмолвствовал из свойственнаго ему упрямства. В Шатунове Вахрушка играл роль интеллигентнаго "лишняго человека" и был "на перекосых" со всем миром. Жил он бедно, одиноким соломенным вдовцом, потому что жена Евлаха, лет десять терпевшая бедность и побои, ушла наконец в стряпки к писарю Антонычу. Свое хозяйство у Вахрушки давно было разорено, и он мыкался по людям: где дров порубит, где на сенокос угодит, где помолотит, где так, за здорово-живешь, стащит. Всего замечательнее было то, что Вахрушка был, действительно, умный человек, но умный как-то болезненно, с непримиримым ожесточением. Все, что делали другие, Вахрушка обязательно порицал, и порицал ядовито, с тем особенным мужицким юмором, который бьет, как обух. Выберут новаго старосту, случится деревенский казус -- Вахрушка произведет такой анализ, что не поздоровится. Шатуновские мужики говорили про него, что "Вахрушка не в людях человек", и это было лучшею характеристикой. Летом в страду, когда от работы стон стоял, Вахрушка сидел у себя на завалинке или ловил петлями уток; осенью, когда все отдыхали и справляли свои праздники, Вахрушка напускался на работу. Иногда он решался порвать всякия отношения с Шатуновым, выправлял паспорт и уходил куда-нибудь на сторонние заработки, но это продолжалось не долго,-- итого, через месяц Вахрушка возвращался на свое пепелище озлобленнее прежняго и опять входил в свою роль деревенскаго обличителя.