-- И в сам деле, телячья голова! Ведь вот, поди ты, в голову не пришло... Барин, одолжите порошку -- сейчас запалю... Ведь вот, поди ты, давно бы догадаться так-то!.. Померли бы с голоду, как бы не Пимен Савельич...
Я передал Вахрушке свою двустволку, которую все равно нужно было разрядить. На берегу грянули два выстрела, но солдатка не показывалась. Вахрушке опять пришлось орать благим матом: "Ма-аланья... те-елячья голова-а!"
-- Обожди малость: не до нас ей,-- остановил его старик.-- Со всего села народ теперь сбежался к следственнику, а Маланья впереди всех, потому как самая легковерная бабенка.
Было сделано еще два выстрела, но с прежним успехом. Фортуна бегала по берегу, тыкалась носом в траву, фыркала и, оглядываясь на стрелявшаго Вахрушку, отчаянно лаяла.
-- Разве в Шатунове есть следователь?-- спросил я Пимена Савельича, пока происходила вся комедия.
-- Нет, из городу приехал... Дожидали его ден пять, потому как обявилось на покосе мертвое тело... Так, вышла заминка... Пора страдная, до того ли теперь, а народ должен дожидать... Известно, беда не по лесу ходит, а по людям!..
-- И то утрепалась Маланька-то к следственвику,-- говорил Вахрушка, подсаживаясь к нам.-- Этих баб хлебом не корми, а только бы на народе потолкаться... Кому горе, а им любопытно.
Разговор на этом оборвался. Пимен Савельич прилег на траву и, видимо, начинал дремать. Вахрушка растянулся опять пластом, раскинул руками и коротко вздохнул, как человек, приготовившийся отдохнуть после тяжелаго труда. Но его вдруг точно что укололо,-- он поднялся на ноги одним прыжком.
-- Кольем ее, эту самую Отраву... да!..-- азартно заговорил Вахрушка, наступая на нас.-- А то следственник приехал... тьфу!.. Надо без разговору, телячья голова, удавить ее... Нет: привязать за ноги к двум березам да на-полы и разорвать, чтоб она чувствовала.
-- Темное дело, Вахрушка, не нашим умом судить...-- ответил со вздохом старик.-- Чужая душа -- потемки.
В уме я быстро соединил найденное на покосе мертвое тело, приезд в Шатуново следователя и теперешний разговор об Отраве, шатуновской старухе, пользовавшейся репутацией колдуньи, в одно целое. Вахрушкин азарт служил только дополнением унылаго настроения Пимена Савельича. Видимо, старик имел какое-то касательство к разыгравшейся в Шатунове трагедии.
-- Она, телячья голова, сколько теперь народу стравила... а?-- уже хрипел Вахрушка, входя в раж.-- А тут на: и следственник выехал, и становой, и понятых нагнали... тьфу, тьфу!.. Нашли важное кушанье!.. Как барыню допрашивать будут, а всего-то дела -- веревку ей на шею, да в озеро... Своими бы руками задавил, телячья голова, потому не стравляй народ!..
-- Полно, Вахрушка, зря молоть... не таковское дело,-- заметил старик, переминая в руках свою белую шляпу.-- Мало ли про кого что болтают!
-- Тебя ведь тоже колдуном зовут?-- заметил я Вахрушке.
-- Меня?.. Я -- другое, телячья голова!.. Ежели от ума, например, это я могу... Лошади там или корове попритчилось -- это уж мое дело. Да! Всегда могу свое понятие показать -- вот и вышел Вахрушка колдун.
-- И Отрава, может-быть, тоже от ума помогает?
Вахрушка повернулся в мою сторону и, откладывая пальцы на левой руке, заговорил с новым азартом:
-- У ей, у Отравы у самой, было три мужа: всех стравила, а дочери-то, этой самой Таньке, всего двадцать третий год пошел. И третьяго мужа дотравит... Вторая у ей дочь, значит, выходит, солдатка Маланья,-- ну, когда солдат выйдет в безсрочный, и его стравят. Солдат-то сойдутся с кузнецом Ѳомкой,-- муж, значит, Танькин,-- и кажный раз говорят: безпременно нас тещенька на тот свет напрасною смертью предоставит. Ей-Богу, сами говорят!.. А кривого Ефима кто уходил? Обязательный был старичок... А Пашка Копалухин? А другой Пашка, значит, зять Спирьки Косого?.. Тут, телячья голова, целая уйма народу наберется, а работа все одна... Не один раз мужики-то всею деревней на эту самую Отраву посыкались и порешили бы, да...
-- За чем же дело стало?-- полюбопытствовал я.
Этот простой и естественный вопрос неожиданно смутил Вахрушку. Он заморгал глазами, дернул плечом, развел рукой, да так и остался, с закрытым ртом, точно подавился. Пимен Савелыич тоже отвернулся в сторону. Старик все время, пока Вахрушка пересчитывал по пальцам "стравленных" мужиков, грустно качал головой и повторял:
-- Вахрушка, а, Вахрушка?.. Да уймись ты, а?.. А-ах, Бож-же мой, да разве про это можно так зря говорить... Вахрушка, а?
-- Да я первый бы ее, эту самую Отраву,-- заговорил Вахрушка, не отвечая на мой вопрос,-- и с дочерью Танькой вместе... Кишки бы из них вытащил да обеих колом осиновым наскрозь, и-на!.. Не трави народ, первое дело. Одно званье чего стоит: Отрава... Из других деревень к Шатунову бредут бабешки, и все к Отраве, а она уж научит, телячья голова. Да ежели считать, так верных человек сто стравила! Хоть у кого спроси у нас в Шатунове, в Юлаевой, в Зотиной, на Тычках... Вот она какая, эта самая Отрава! А тут следственник выехал, народ сбили, на окружном суде безпокоить добрых. людей будут... Разе такой ей суд надо? Да с ней и разговаривать-то грех.