— Ты должна высушить волосы, Джанна. На улице холодно.
Я бросила рюкзак на пол и забралась на высокий стул.
— К тому времени как надо будет идти в школу, они уже высохнут доктор Торп.
Он издал звук: что-то среднее между весельем и раздражением.
Выходя из кухни, прошел мимо с чашкой кофе в руках, останавливаясь и целуя меня в лоб. Папа никогда не был жаворонком и подозреваю, почти каждый день он пьет кофе до самого полудня.
У меня почти пропал аппетит в первые недели после выписки из больницы, но, наконец, я вернула потерянный вес.
Взяв свою овсяную кашу в гостиную, я схватила пульт, чтобы включить канал, транслирующий документальный музыкальный фильм. Программа о группе из 90-х годов, которая нравилась Калебу.
Расплакалась.
А это было верное решение обойтись без подводки для глаз. Подобные проявления эмоциональной нестабильности часто меня удивляли.
Забравшись с ногами на диван, я поставила чашку на край стола. Мой терапевт советовала не сдерживать слез, позволить им пролиться. Иногда она совершенно мне не нравилась.
Мысль об антидепрессантах пугала меня. Я уже так много в себе потеряла и боялась потерять еще больше. Но как бы ужасно я себя не чувствовала, отказываюсь контролировать эмоции с помощью лекарств.
Лучше уж буду достаточно сильной, чтобы излечиться самостоятельно. Относительно данного вопроса папа решение еще не принял, а мама находилась в ужасе при мысли о том, что ее дочь будет решать свои эмоциональные проблемы медикаментозно.
Понимаю, для некоторых людей подобные лекарства просто находка, но для меня это словно опустить руки. Как будто Джош победил меня не только физически, но и заставил капитулировать эмоционально.
Наверху, в комнате отца выключился душ. А я выключила телевизор и бросилась по лестнице наверх в собственную комнату, прежде чем он заметит мое покрасневшее лицо.
Закрыла дверь спальни и села за стол, достав из нижнего ящика последнее письмо Калеба.
Я читала письмо четыре раза с момента получения два дня назад. Оно написано на линованной бумаге карандашом.
Его почерк имел небольшой наклон вперед, и он должно быть сильно нажимал на карандаш пока писал, потому что линии карандаша были толстые и темные.
Пальцы пробежались по слову, которое мне нравилось больше всего: любовь.
Скучаю по нему до боли. Понимаю, что он ощущает эту дистанцию, которую сейчас я проложила между нами, но ничего не могу с собой поделать.
Словно нежные слова и откровенность, которыми я хочу с ним поделиться, пойманы в стеклянную банку. И эмоции в этой стеклянной банке отчетливо видны, пытаются выбраться, но никак не могут совершить побег.
За время разлуки моя любовь к нему стала крепче. Проблема в том, что я верю: Калеб заслуживает любить кого-то более достойного. Я разрушила его жизнь, из-за меня его приговорили к заключению. Любовь ко мне принесла ему только неприятности.
Если Калеб узнает о том, как я сейчас существую, то, наверное, не захочет иметь со мной ничего общего. Застряв в тюрьме, он не понимает, какой жалкой я стала, боясь собственной тени, и близка к тому, чтобы получить в школе ярлык «странная девушка».
Возвращая письмо в нижний ящик, захлопнула его и включила ноутбук. В почтовом ящике оказалось еще одно новое уведомление о сообщении в Фэйсбуке.
Следуя порыву, нажала на ссылку и вошла на Фэйсбук впервые за долгие месяцы. Входящие сообщения были полны писем от ребят из моей прежней школы, три из них – от Сета. Мне было стыдно из-за того, что они знают о случившемся со мной.
Удаляя сообщения, не читая, делала вид, что стираю и свои воспоминания о нападении. Во мне росла острая необходимость, и я перешла к списку друзей, удаляя почти всех. Сиси заметит и станет спрашивать, что происходит. Вероятно, солгу ей.
В списке друзей я дошла до Калеба Моррисона и слезы снова навернулись на глаза.
Просто извращение какое-то, я могла говорить с ним по телефону каждую субботу и держать себя в руках, но полностью теряла контроль, будучи в комнате одна и глядя на его имя на экране компьютера.
Разговаривая по телефону, мы осторожно подбирали слова, сознательно стараясь не расстроить друг друга. Мои я люблю тебя были искренни, но пропитаны чувством вины.
Порой возникало чувство онемения, отрыва от реальности, оно преследовало меня. Я застряла в тумане и больше не могла видеть ясно. Будто наши отношения никогда не случались или мы расстались, не сказав друг другу ни слова.
В школе же, все происходило как в тумане: я двигалась и отвечала автоматически. Возможно, та же стеклянная банка, где находились в ловушке мои чувства к Калебу, была для меня защитным барьером от общества. Который отступает, когда что-то выводит меня из себя, заставляет войти в реальную жизнь и, как правило, вести себя как псих.
Первая пара недель в школе, новой школе, оказалась сущим кошмаром. Во второй день пребывания, я вышла из класса химии в туалет и вошла в пустой коридор.
Завернув за угол, наткнулась на парня в темно-синей рубашке. И мой рассудок помутился. Память вернула меня к моменту нападения. В ночь игры, Джош носил темно-синее джерси.
Бедный парень, столкнувшийся со мной, наверное, остался в синяках после нанесенных ударов. Представляю, как он рассказывал своим друзьям о чокнутой девушке, которая убежала в женский туалет, после того, как поколотила его.
Стараясь успокоиться, в тот день пропустила следующие два урока. Почти ожидала после обеда вызова в администрацию для временного исключения. Полагаю, парень либо понятия не имел кто я, либо отшутился.
Часть меня, разговаривая по телефону с Калебом, всегда хотела довериться ему, рассказать, насколько в действительности мне было плохо.
Вместо этого, я постоянно заверяла, что со мной все прекрасно. Часть меня, желавшая, чтобы он видел меня прежней, всегда удерживала от откровенности. Слишком стеснялась своих слабостей, чтобы сказать правду.
Сейчас я жила только тем, что впитывала его любовь из писем и звонков. И не могла принять мысль о потере своей драгоценной любви.
Но боялась, вдруг он отвернется от меня после освобождения?
Думает ли он о том, что Джош сделал со мной? Чувствует ли отвращение? Захочет ли прикоснуться ко мне после всего?
Представляла, как он выходит на свободу и понимает, что не хочет иметь дел с испорченным проблемным товаром. В худшие моменты, я представляла, как он решает, что больше не любит меня.
Я смотрела в школе на девочек, счастливиц, целовавшихся и державшихся за руки со своими парнями.
Рядом с Калебом я выглядела также, также беззаботно? Хочет ли Калеб ту самую беззаботную девушку? Разве он этого не заслуживает?
Прямо перед рождественскими каникулами парень из баскетбольной команды пригласил меня на свидание. Пока он ждал ответа, я просто смотрела на него, паниковала и молчала. Нужный ответ пульсировал в голове. Хотела сказать, что у меня есть парень, но не смогла произнести ни единого слова.
В конце концов, он посмотрел на меня как на чудачку и ушел, качая головой. В тот день после обеда я пропустила занятия и снова спряталась в туалете. Каждый раз, когда я пропускала занятия, должна была сказать школьному психологу, так что мне простительно. Признания – это как вид специального унижения, о них всегда уведомляли папу.
Когда Калеб как-то вскользь упомянул по телефону, что хотел бы говорить со мной в свое установленное время и в будние дни, я чуть не рассмеялась.
Как я могла сказать ему, что постоянно пропускаю занятия? И что женские туалеты в школе превращаются в мои личные комнаты преодоления панических приступов? У меня даже есть любимые кабинки в каждом из них. Я могла бы даже взять перманентный маркер и написать на стенках Джанна была здесь ... снова.
Выходные, проведенные с группой, на самом деле несколько успокаивают. Каждую пятничную ночь я спала в доме Джареда и Сиси, и мы вместе ходили на балет в субботу утром.