— Рьюзаки, — сухо сказал Лайт, сжимая и разжимая кулаки, — я не верю, что ты способен хоть кого-то полюбить, не то что меня.
— Да-да, я понял твою позицию, — голос Эла похолодел, — и все же, ты не можешь отрицать, что я способен испытывать к кому-то чувства. Есть люди, о которых я по-своему волнуюсь.
— И ты ждешь, что я поверю, будто один из этих людей, это я? — фыркнул Лайт. — Ты подозреваешь меня в массовых убийствах, хотя я твержу, что это не так, даже заключение в камере доказало, что я невиновен, но ты упорно продолжаешь меня обвинять, играя в какие-то непонятные игры, выманивая из меня признание и следя за какими-то процентами… и после этого ты думаешь, что я поверю, что ты за меня волнуешься? Кроме того, Рьюзаки, если ты в самом деле уверен, что я Кира, то, кажется, ты должен меня не любить, а люто ненавидеть.
— Я знаю. И это прискорбно.
Лайт вздохнул, сверля взглядом стену напротив:
— Прости, Рьюзаки, но я не верю.
Эл только пожал плечами:
— Я не виню тебя, это вполне логично, как и все то, что ты сказал до этого.
Лайт стиснул зубы, пытаясь успокоиться. Нет, это не любовь. Любовь должна быть огненной, страстной, должна заполнять твоё сердце, душу, заставлять сиять и желать любимому человеку только добра. Глядя на Эла, вряд ли можно сказать, что его переполняет любовью. Он был как всегда холоден, категоричен, мрачен и расчетлив, словно робот.
Лайт, честно говоря, и сам никогда никого не любил и знал о любви из книжек, но его раздражало то, как Эл спокойно о ней говорил. Еще чуть-чуть, и он начнет измерять любовь в процентах. Ведущий детектив влюбился в своего подозреваемого. Для него это просто еще одно событие в деле Киры, которое он занесет в заметки и сохранит в запароленной папке на своем компьютере. Лайт чувствовал отвращение к тому, насколько Эл опошливает столь высокое чувство, воспетое великими писателями и поэтами.
Лайт вспомнил тот бессмысленный поцелуй. Он поцеловал его ради мести, чтобы заставить заткнуться и стереть с его лица усмешку. Теперь Лайт об этом жалел. Бессердечный придурок этого не заслужил.
Да даже если прибегнуть к логике, то получается абсолютная бессмыслица. С чего бы такому всемогущему детективу, как Эл, влюбляться в подозреваемого Киру, которого поклялся поймать и упечь за решетку? Даже если бы он и был способен на чувства, даже если бы он в самом деле любил Лайта, у этих отношений все равно не могло быть продолжения.
— Лайт-кун? — после долгой паузы позвал Эл. — Могу я еще кое-что сказать?
Лайт уже по собственному опыту знал, к чему приводят такие вопросы. К тому, что он в очередной раз выйдет из себя.
— Нет, — пробормотал подросток, — я устал. Скажешь утром.
— Вряд ли я захочу сказать это завтра.
— Мне все равно.
Снова воцарилась долгая тишина, которую прервал стук клавиш. Эл вернулся к работе. Лайту подумалось, что, должно быть, он кипит от негодования. Еще бы, его, гения, зовущегося именами трех лучших детективов мира, так нагло игнорируют. Он явно не привык к такому отношению. Но Лайту было плевать, все, чего он сейчас хотел, это нормально выспаться, желательно без сновидений.
Он жалел, что остановил Эла, когда тот тянулся к смертоносному кончику веретена, или подносил к губам отравленное яблоко, намереваясь его откусить.
Зачем Лайт ему помешал? Ведь он так хотел уничтожить этого ублюдка…
***
Спал Лайт недолго. Когда он проснулся, электронные часы показывали 4:07 утра. Ему было жарко, в горле пересохло. В комнате было еще темно, Эл по-прежнему сидел на полу и работал за ноутбуком.
Лайт лежал, глядя в потолок и привыкая к темноте. Горло горело от жажды, но чтобы попить, нужно было тащить за собой Эла, а Лайт не хотел с ним лишний раз контактировать. Но вскоре он сдался, ибо жажда раздирала горло. Лайт сел на постели, разрывая тишину:
— Рьюзаки, мне нужно в ванную.
— В самом деле, Лайт-кун? — рассеянно спросил Эл, не отрываясь от экрана.
— Да.
— Зачем? — Лайту не понравился его насмешливый тон, — Как ты это называешь… для разрядки?
— Что? — Лайт был еще сонным и до него доходило с трудом. Но когда все же дошло, он вспыхнул: — Ради Бога, Рьюзаки, конечно, нет! Я просто хочу пить!
— А-а, — разочарованно протянул детектив, — идем.
Лайт выскользнул из постели, в то время как детектив поднялся на ноги. На мгновение они поравнялись, и Лайт одарил его самым ледяным взглядом, на который только был способен:
— Права была Миса, — вздохнул он, — ты тот еще извращенец.
Эл опустил голову, но ничего не ответил, хотя Лайт готовился к острому подколу. Обойдя Рьюзаки, Лайт поплелся в сторону ванной, потянув за цепь. Элу ничего не оставалось, как пойти следом.
Ванная была довольно просторной, со всеми удобствами. Единственное, что сбивало с толку, это зеркала. По одному на каждой стене.
Зачем ему аж четыре зеркала? Лайт никогда не задавался этим вопросом, но после вчерашнего сна такое количество зеркал тревожило. Если вы встанете посреди ванной комнаты, то со всех сторон на вас будет давить ваше же отражение. Куда не встань, куда не повернись — везде на вас будет смотреть собственное лицо.
Это всегда немного раздражало Лайта. Нет, не потому что он был недоволен своей внешностью, просто это выглядело… жутко. Этой ванной пользовался только он и, собственно, сам Эл. Лайт был уверен, что Рьюзаки не страдает нарциссизмом, чтобы понавесить столько зеркал, чтобы любоваться собой. Тогда для чего? Все в этом здании тщательно продумано, даже у этих зеркал есть свое предназначение, но для чего?
Лайт нагнулся к крану и включил холодную воду. Быстро утолив жажду, он выпрямился и уставился на свое отражение. Эл стоял позади, сгорбившись и засунув руки в карманы. Волосы небрежно растрепаны, под глазами неизменные темные круги. На нем были его обычные мешковатые джинсы и белая свободная футболка с длинными рукавами. С таким отношением к собственному внешнему виду, Элу явно не нужно было целых четыре зеркала. Он одним-то едва ли пользуется.
Хотя, Лайт все еще был удивлен. Он вытер рот тыльной стороной ладони и обернулся, окинув взглядом все зеркала, где в каждом отражался Эл во всех поворотах. Он смотрел куда-то в пол и выглядел ужасно… одиноким.
И тут Лайт вспомнил, как Эл сказал о том, что у него есть люди, о которых он волнуется, но кроме Ватари Лайт никого не знал.
— Рьюзаки, у тебя есть семья? — ненароком спросил Лайт, брызнув на лицо холодной водой, чтобы освежиться.
Эл поднял голову и с подозрением прищурился:
— Почему ты спрашиваешь?
— Просто интересно. Ты знаешь моего отца, знаешь, что у меня есть мать с сестрой… И я просто подумал, что у тебя никого нет. Кроме Ватари, — добавил Лайт, поворачиваясь к Рьюзаки и прислоняясь поясницей к раковине. — Разве я уже и вопроса задать не могу?
Эл, размышляя, прикусил губу и помедлил, прежде чем ответить:
— Думаю, можешь, — он опустил глаза, разглядывая белую плитку под ногами. — Да, у меня есть семья.
— Они живут в Англии?
Эл приподнял брови, взглянув на подростка:
— Да, Лайт-кун. Это все, что я могу тебе сказать, — он снова выдержал недолгую паузу и со вздохом добавил: — Братья. Младшие братья. Они все, что у меня есть.
— В самом деле? — Лайт почувствовал мимолетную жалость к Элу. Неужели у него уже нет родителей?
Зато есть братья. Лайт даже представить себе не мог Эла в окружении младших братишек.
— Сколько у тебя братьев?
Эл снова покосился на него с опаской:
— Зачем тебе это знать?
Лайт раздраженно закатил глаза:
— Я просто спрашиваю. У меня, вот, есть Саю.
Эл замялся и неохотно ответил:
— У меня трое братьев, Лайт-кун. Все они намного младше меня.
— Они тройняшки?
Эл нервно усмехнулся:
— Нет, Лайт-кун. Вряд ли их можно так назвать.
— Бьюсь об заклад, они тобой восхищаются.
— Да, наверное, — пожал плечами детектив, — они стараются мне подражать.
Лайт улыбнулся:
— Наверное, ты многому их научил. Твоя собственная троица L.