4
Мы выросли с ней на ферме в Техасе. Смотрели вестерны и хотели в детстве стать ковбоями. Помню, как на седьмой день рождения, Фокс подарили настоящую кожаную кобуру и высокие сапоги. Они были умопомрачительные! Фокс не снимала их ни на минуту дома и всегда со скандалом переобувалась, чтоб пойти в школу. Кобуру же она всегда носила с собой, спрятав, как настоящий ковбой, под школьным жилетом. Наша страсть к вестернам была настолько велика, что в последствии у нас была целая коллекция самостоятельной вытесанных из дерева револьверов. Помню, как мы на время тренировались их доставать с кобуры, и как после вынимали занозы с исцарапанных пальцев. Порой я смотрела на нее и думала, где же делать та маленькая кучерявая девочка, та смелая искательница приключений и хранительница американского закона и вселенского порядка. Теперь Фокс было наплевать на справедливость и мораль, когда-то столь значимые в ее детском мирке. Сегодня она сама нарушала законы, плевала на окружающих и использовала других ради наживы, как те ненавистные бандиты и хамы, против которых отважные шерифы защищали мирных техасцев.
К моему удивлению Фокс вернулась не одна. С ней была Марч. Оказалось, что вечерний сквош Марч пропустила, готовясь ко встрече с Фрэнком. На ее лице я увидела тоже разочарование, что было на лицо Фокс после ее первого "свидания" с сыном режиссера. А глаза ее, серые, словно мокрый асфальт, потерянно блуждали в орбите глазного яблока. Она мне напоминала потерянного сурка. Марч с трудом держалась на ногах. Все ее тело клонилось и нависало на Фокс. Я видела, как губы Фокс недовольно кривились, но она молчала. Марч была птичкой высшего полета. Она была британкой с очень богатой и знатной семьи. Когда-то я слышала, как она рассказывала Фокс о старом замке в Шотландии, принадлежащем ее семье. К сожалению, по ее словам, этот замок проклят, поэтому в нем никто не живет. Когда он достанется ей, как единственному ребенку и наследнику семьи, она обязательно пригласит Фокс туда погостить.
Марч недавно переехала в Нью Йорк и мечтала заняться искусством. Она считала себя неподражаемым фотографом, а Фокс – идеальной моделью. Но, несмотря на это, Фокс не часто оказывалась в ее объективе. Причиной тому был сам Нью Йорк. В этом городе было столько соблазнов: клубы, бары, концерты, театры, на крайний случай, музеи и выставки -, что времени для работы над своими произведениями у Марч просто не оставалось. Хотя Фокс и любила свою работу, она все же завидовала материальной свободе и независимости Марч. Я знала это, так как порой в приливе злости и гнева, она кидалась вещами и кляла все на свете, вопрошая Вселенную, почему некоторым недостойным особям с детства дается карт-бланш, а ей, такой умной и прекрасной, нужно так кропотливо потеть и горбатиться в самые лучшие годы ее жизни.
Фокс положила Марч на постель. Сняла с нее туфли от Джимми Чу, поправила свисающий подол платья от Веры Вонг, затем вышла и закрыла за собою дверь в спальню. В гостиной, также служившей нашей кухней и прихожей, она слева за барный столик, скинула свои на размер больше, чем надо, Майкл Корс (зато купленные за 20 долларов на распродаже), голым пальчиками ног она подтянула зеркало шкафа купе, дабы модно было собой любоваться, а затем, ничуть не колеблясь, надела туфли Марч. Словно хрустальный туфель Золушки, они идеально сели по ее ноге. Покрутив лодыжка, дабы рассмотреть эти золотые лодочки со всех сторон, Фокс наконец-то подняла глаза к зеркалу и грустно улыбнулась. Она не могла позволить себе подобную роскошь.
В ярости она швырнула их ко входной двери, приговаривая «даже если что-то поврежу, скажу, что Марч сама это сделала. Эта пьяная дура ничего завтра помнить не будет». Я видела, как в ней закипает злость, и мне казалось, что я знала, в чем причина. Видите ли, элегантная и начитанная Марч во всем превосходила Фокс: у нее было хорошее воспитание, манеры, родословная; она закончила Оксфорд и жила пять лет в Италии; она говорила на трех языках, не включая родной английский; а ко всему прочему еще и была привлекательной натуральной блондинкой с идеальной, молочного цвета, кожей. Фокс же, выросшая в песках под палящим солнцем, отчего ее кожа приобрела довольно смуглый оттенок, а волосы, с темными черными кучерами, которые она тщетно пыталась выровнять каждое утро, сколько бы масок и бальзамов она на них не выливала, всегда казались жесткими и неприятными на ощупь. Она закончила никому не известным университет у себя в родном городе, никогда не путешествовала и не была нигде, кроме Техаса, Вашингтона, куда их в школе возили на экскурсию, и Нью Йорка, в который она перебралась лишь полтора года назад.