С Катей залезли на верхний ярус. Легли под мое пальто. Закрыла глаза, а про себя шепчу: "я хочу проснуться, я хочу проснуться". Нет, я не заснула, просто провалилась в темноту.
.
25
Подъем в шесть утра. Наш барак распределили работать на консервный завод. Завод находился не далеко от лагеря. В любую погоду нас гнали на работу. Пешком.
Там выдавалась униформа, состоящая из фартука, косынки, все было идеально -чистое. Руки должны были быть аккуратные с коротко подстриженными ногтями. Немцы следили, за чистотой, особенно тщательно. Работали по двеннадцать часов на конвеере. Обед нам не полагался.
Надо привыкать к новой реальности и сохранить рассудок.
-Катя, вставай со мной рядом. Позвала с собой подругу.
-Хорошо. Отозвалась она.
Первый рабочий день. В помещении было очень холодно. Руки немели и плохо слушались. По огромной ленте двигались банки. Я и Катя закладывали в банки лавровый лист и перец. Банки шли без перерыва. Отойти нельзя, ни на минуту. С зади стояла охрана и контролировала процесс. Если они видели, или хотели видеть промедление, то били по спине плетью. Рядом с нами стояла девченка. С виду такая деревенская деваха, с улыбчивым конопатым лицом и зелеными глазами. Она быстро-быстро работала руками. Раз-раз все, в банки, не только в свои, но и в наши, когда мы не успевали и пропускали. Было иногда облегчение, когда охрана уходила. Тогда девченка быстренько прятала перец и лаврушку запазуху. Я в недоумении на нее косилась, но молчала.
За воровство с цеха, нам объяснили. Сразу смерть. Без разбирательств.
В потемках гнали обратно в лагерь. Перед бараком на плацу нас в этот день продержали несколько часов. Начальник лагеря приказал лечь всем на землю. Мы подчинились. Он ходил между заключенными. Иногда пиная кого-нибудь.И говорил нам что мы отбросы. Нас надо воспитывать. Конечно большинство его не понимало. В этот момент я жалела что знаю немецкий. Долгожданная команда:
-Встать! В барак!
Женщины, шатаясь от голода и усталости шли в барак.
Там нас ждал скудный ужин. Пятьдесят граммов хлеба и баланда. Походившая больше на воду чем на суп.
Ко мне подсела, девченка из цеха, которая стояла рядом. Как бы не в значай она облакатилась на меня. Отгородила, меня с миской ,от всех и сыпанула перец и лаврушку в баланду.
-Поставь к огню, пусть согреется. Шепнула на ухо она. -Меня Марина звать.
-Стася. Представилась я. И представила Катю.
-Девочки. Встаньте завтра со мной. Попросила она.
Я согласилась. Катюшка тоже.
Я иногда пыталась запомнить лица охраны, начальсва. Но они для меня оставались, все на одно лицо. Халеные, сытые и пьяные от вседозволенности, наслаждающиеся своей властью.
История Марины похожа на тысячи других. Но печальна по своему.
Марина до войны работала поваром в столовой. Семьей обзавестись не успела. Думала успеет, время есть. Грянула война. Ее деревню оккупировали немцы. В доме Марины расквартировался молоденький ефрейтор. Она подрядилась стирать и готовить. Стал значит ефрейтор этот оказывать ей всякое внимание. Для нее это было в диковинку. Мужским вниманием она не избалована. Хлопцы, в ее деревне дразнили рыжей и конопатой. Полноватая Марина очень стеснялась и переживала. А тут такой ухажер нашелся. Красиво ефрейтор ухаживал: то цветы, то шоколадку приносил. Купилась. Рассказывал что в Германию заберет. Будут жить хорошо. Глупышка поверила. А когда угонять всех с деревни стали на работу, она хотела сбежать. Доверилась ему. Он же ее и сдал, сам.
Рассказывала она, сидя рядом с нами, глядя в одну точку.
-Шлюха! Выкрикнули с зади. И толкнули ее в спину. Всю порцию баланды опрокинула на себя. Она молча вытерлась и полезла на нары. Украдкой вытерла слезы.
Я медленно поднялась.
-Бабоньки, вы что охренели или опухли сдуру? Громко спросила я. Все мы в одинаковом положении. Мало над нами фашисты издеваются, давайте друг друга травить начнем! Все мы с грешком по жизни идем.
-Она немецкая подстилка! Стала спорить со мной высокая жилистая баба.
-Была бы немецкой подстилкой здесь бы не сидела. А была бы сейчас в тепленьком местечке. Заступилась Катя.
-Хватит! Ложитесь спать! И следите за собой! Строго сказала я. Спорить со мной больше никто не стал.
Тело устало, а мозг успокоиться не хотел. Крутил и крутил Маришкину ситуацию. А чем я собственно лучше?
Комендант лапшу на уши вешал, вешал. Потом поперек слово сказала. Получите, распишитесь путевку в лагерь. Так он меня лишил всего: семьи, дома, свободы. Сколько нас таких? Неизвестно. Но все будут молчать о своих связях с немцами. Я подставила всех. Для чего судьба оставила меня в живых?