Я стояла и молчала. Меня зачисли в стукачи. С приклееной улыбкой слушала все что говорил этот придурок. И как китайский болванчик качала головой. Мне хана. Не смогу я шпионить за соседями и стучать на них. За мой донос всех же к стенке поставят!
-Сейчас фройлян мы поедем на хлебзавод. Там будете переводить для рабочих.
Это был бесконечныц день. На хлебзаводе были одни женщины и подростки лет 13-14. Все озлобленныне. Их ненавидящие взгляды чувствовала спиной. Им предлагалось работать по 12 часов ежедневно. Объяснялось за воровство зерна, муки, хлеба расстрел на месте. Так же озвучили, что необходима сдать все радиоприемники и оружие. Объявлялся коменданский час. Запрещалось находится на улице после десяти вечера.
6
1941 год. Поздняя осень. Оккупированая территория.
Господи, и я жаловалась что хреново живу? Какие коллекторы, какие долги по жкх. Идиотка. Прошло уже три месяца с момента попадания в это время. Я тысячу раз себя проклинала. Это я -то причитала жить не хочу. Надоело.
Именно сейчас страшно. Ночью поймали сбежавших красноармейцев. Их повесили перед комендатурой. Всех евреев согнали за город, это были мужчины, женщины, дети. Сначала несколько дней держали как скотину в загоне. Под дождем. Затем вымученных живьём закопали. Три дня земля стонала. Вот это страшно. До темноты в глазах страшно. Меня заставили переводить для наших солдат в лагере для военнопленных. Я закрыла глаза и переводила все что мне говорили эти изверги. Нет, это не люди это изверги. Я просто не смогла смотреть на пленных солдат в их уставшие и почерневшие глаза. Перед ними, мне было невыносимо стыдно. Много было раненых и больных. Просто голодных и измученых людей. Где мать вашу, права человека?
Пока я переводила слезы градом текли из глаз. Сердце щемило от тоски и боли, зная что эти люди возможно больше никогда не увидят родных. И умрут в скотских условиях лагерей смерти.
А эта вша белобрысая зовущаяся Эрих Каупфман. Комендант нашего города. Все пытается меня затащить на свидание. А меня от одного похотливого вида его тошнит. Сволочь то в ресторан зовет, то в парк гулять. Недавно сижу, листовки с немецким враньем перевожу. Как хорошо в Германию на работу ехать. На листовки падает маленькая коробочка. Смотрю на него, а он своей плешивой головой машет.
-Открывайте, фройлян.
Открываю, а там чулки.
-Это вам подарок из Германии. И улыбается скотина. Я надеюсь вы сходите со мной вечером в кабаре.
-Простите, подарок принять не могу. А сама думаю с каким же наслаждением удавила бы его этими чулками. У меня бабушка сильно болеет. Не могу ее оставить одну. Сильно волнуется когда задерживаюсь.
Взгляд коменданта тут же становится злой. Резко на отмаш он бьет меня по лицу. Хватает за волосы. Из-за резкой боли ничего не вижу, только ощущаю гнилостный запах из рта.
-Я всегда добиваюсь чего хочу! Шипит мне на ухо эта тварь. Отпускает и уходит хлопнув дверью.
На меня накатывает истерика. Быстро выхожу из кабинета и бегу к Катьке.
Михаил Моисеевич и Катя выслушав меня, напоили чаем, точнее не чаем, а просто кипяченой водой. Чая сейчас даже за золото не достать.
-Стасенька, не волнуйся. Сейчас напишу справку что твоя бабушка Пелагея Ильинишна болеет. Покажешь коменданту. Скажешь что за ней нужен уход. Успокаивал меня доктор.
-Стась, не злись на меня, за мои слова. Сказала Катя. Тебе просто необходимо найти заступника из офицеров. Сегодня приехал какой то полковник. Молодой вроде. Приглядись к нему. Ты девченка симпатичная.
-Да не могу, я на них как на людей смотреть. Ревела в голос я.
-Стась, я все понимаю. Гладя меня по спине говорила Катя. Лучше один фриц чем толпа.
В недоумении уставилась на нее.
- Помнишь соседку нашу Людочку? Спросила Катя.
Да, в памяти всплыло лицо миленькой девочки-хохотушки. Она на хлебзавод работать ходила. Ей лет 16. Чувствуя беду, кивнула головой.
-Утром ее нашли повесевшуюся на дереве. Прошептала Катя. А Михаил Моисеевич расплакался.
-Что случилось? Не своим голосом спросила.
-Ее пьяные солдаты в сарай затащили. И по очереди издевались и насиловали. Тут она замолчала. А я сидела как громом пораженная.
-Завтра ее хоронить будут. Сказал доктор.
Что же делать? Эта мысль билась у меня в голове. Немцы только и говоря что скоро возьмут Москву. Люди им верят. Но я то знаю что все это вранье. Знаю что они обломаются под Москвой. У меня там прадед в артирелийском расчете служит. А правнучка его, позорище на немцев работает.