Панцирь пришел первым. Я был совершенно измочален, чем немало удивил Гарольда, наблюдавшего, как неуклюже я расстегиваю пряжку подпруги. Нетерпеливо переминавшийся с ноги на ногу Панцирь [резким движением едва не сбил меня с ног.
Что с тобой, Филип? Ты же всего две мили ;проскакал.
Я, наконец, расстегнул подпругу и, сняв седло, ощутил неожиданный прилив сил.
Со мной все в порядке, — сказал я, криво улыбнувшись Гарольду. — Отличный заезд. Можно сказать, образцовый.
| — Да какой к черту образцовый! Просто ты выиграл
I- вот и все. Ты, похоже, всякий удачный заезд считаешь образцовым.
Я оставил Гарольда принимать поздравления и отвечать на вопросы журналистов, а сам пошел взвешиваться, и, пока отдыхал на скамейке у вешалки, меня осенило: я вдруг понял, что делать с Элджином Яксли.
В последние две недели я приобрел привычку возить с собой в машине не только два любимых фотоаппарата, но и фотографии, которые могли пригодиться. В багажнике лежали, например, перепечатки для Ланса Киншипа, хотя сам он все не приходил за ними; там же хранились четыре снимка, компрометирующие Элджина Яксли, и я забрал их сразу после окончания главного заезда. '
8 последнем заезде я должен был скакать на одном из новичков Гарольда. Заявок на скачки для новичков на этот раз оказалось так много, что лошадей разбили на две группы и решили пустить по очереди, так что последний заезд оказался не шестым, как обычно, а седьмым. Мне выпало большое «окно» — довольно времени, чтобы осуществить задуманное.
Найти Элджина Яксли было нетрудно — труднее оказалось оторвать от него Барта Андерфилда.
Можно вас на минуточку? — спросил я у Яксли. Не утруждайте себя вопросами, я вам сразу скажу — вы на наших лошадях скакать не будете, — начальственно заявил Барт. Оставьте своих лошадей при себе, — сказал я. Что же вам в таком случае нужно? Мне нужно кое-что передать мистеру Яксли, — я повернулся к Яксли, — но с глазу на глаз. Ну хорошо, хорошо, — Яксли не терпелось узнать, в чем дело. — Подожди меня в баре, Барт.
Барт забеспокоился и искательно посмотрел на Яксли, но тот был неумолим, и Барту пришлось убраться.
Давайте отойдем вот сюда, — сказал я, кивнув на зеленый островок у ворот, где нас не могла услышать любопытная толпа возвращающихся с больших скачек зрителей. — В ваших интересах, чтобы мои слова не достигли посторонних ушей. Да в чем, собственно дело, черт побери? Вам привет от Джорджа Миллейса.
Его лисий нос заострился еще больше, усы ощетинились. Выражение тупого самодовольства сползло с лица, черты исказились яростью и страхом.
Тут у меня несколько фотографий, — сказал я,
— думаю, вам будет любопытно взглянуть. — И протянул ему жесткий конверт.
На этот раз угощать отравленной котлеткой было легче. Возможно, я стал более толстокожим, а может… он мне просто не нравился, этот Элджин < Яксли. Во всяком случае, я наблюдал за тем, как он | вскрывает конверт, без всякой жалости. |
Он вынимал одну фотографию за другой — встреча в кафе, два письма от Джорджа и, на закуску, признание фермера — вся история его преступления. Наконец он оторвался от этого увлекательного занятия и затравленно посмотрел на меня, силясь что-то сказать, — но голос ему не повиновался.
Не торопитесь, — сказал я. — Я предвидел, что для вас это будет ударом.
Он зашевелил губами, словно проверяя, способен ли говорить, но не смог произнести ни слова. — Я могу послать страховой компании — как, впрочем, и полиции — любое количество отпечатков, со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Из груди его вырвался сдавленный стон.
Есть и другой путь, — продолжал я.
Наконец, голосовые связки и язык пришли в
движение, и Яксли хрипло выдавил одно-единствен- мое проклятие:
Негодяй… Допустим, — согласился я. — Так вот, повторяю, есть другой путь — путь Джорджа Миллейса.
Никогда прежде никто не смотрел на меня с такой ненавистью. Я занервничал, но мне во что бы то ни стало хотелось узнать, что же получил Джордж хоть
пт одной из своих жертв. Лучшего случая не
представится.
Мне нужно то же, что и Джорджу, — сказал я равнодушно. Не…ет! — Элджин Яксли не закричал — он завыл, истошно, безнадежно. Да, — я был неумолим. Но я не могу, правда, не могу, — запричитал он. I- У меня просто нет.
В его взгляде было столько ужаса, что я едва не
отступил, но воспоминание о пяти застреленных лошадях подстегнуло мой поникший было дух.
То же, что и Джорджу, — продолжал настаивать я. Только не десять, только не десять, — повторял >н, как безумный. — Поймите, у меня просто нет.