Но это оказалось не так-то просто. Правда, на сей раз приступа не последовало, но рука не повиновалась приказу, лишь слабо дернулась и все. Не работает. Видно, все сухожилия порваны.
Выждав некоторое время, я попробовал снова. И перестарался. Болевые спазмы повторились, меня скрючило так, что не вздохнуть, зажало в тиски; сильно кололо в области желудка, а в мышцах рук почти ничего не ощущалось, но остальные части тела болели зверски, мучительно, и приступ длился так долго, что я испугался.
Я пролежал на полу всю ночь. Наступило утро, а я все лежал. Лужа крови под моей головой стала вязкой и постепенно высохла. Лицо распухло, как набитая песком подушка. Рассеченные в нескольких местах губы воспалились и болели; языком я нащупал неровные края сломанных зубов. Машинально попытался приподняться. Никаких спазмов.
Я лежал в дальнем углу прихожей, головой почти касаясь нижних ступенек лестницы. Жаль, что спальня на втором этаже. И телефон там же. Я бы мог
позвать на помощь, если бы мне удалось подняться по лестнице наверх.
Осторожно, все еще опасаясь, что приступ повторится, я попробовал сесть, но не смог пошевелить ни рукой, ни ногой. Страшная слабость разлилась по телу, дрожал каждый мускул. Полулежа, мне все же удалось продвинуться по полу на несколько дюймов и доползти до ступеней. И снова одуряющая слабость, и снова я лежу — голова и плечи на ступенях, бедра и ноги на полу — и боль, возвращается боль.
Господи, ну сколько можно так мучиться?
За час мне удалось подняться на три ступеньки. Спазмы. Опять спазмы. Ну все. Дальше не поползу. На ступеньках куда удобнее, чем на полу, нужно только лежать и не дергаться.
И я перестал дергаться. Благодарность за то, что больше не болит, затопила усталое тело, и я лежал и не дергался целую вечность.
В дверь позвонили.
Кто там? Я никого не желаю видеть. Мне уже не нужна помощь, оставьте меня в покое. Покой вылечит меня, дайте срок. Кто бы ни пришел, я не сдвинусь с места.
Звонок повторился. Кто бы ты ни был, уходи, мне лучше полежать одному.
Звонки прекратились, и я было подумал, что посетитель угадал мое желание, но тут услышал шаги: некто проник в дом через взломанную заднюю дверь — ее можно было открыть пальцем — и теперь приближался ко мне, стуча каблуками по коридору.
Только не Ден Релган. Господи, только не ден Релган!
Это был Джереми Фоук.
Эй, Филип, где ты, Филип? — кричал он, заглядывая во все двери. И остановился как вкопанный, едва зашел в холл. Он был потрясен. Господи Иисусе, — пробормотал он, увидев меня. Привет, — ответил я. Филип, — он склонился надо мной. — Что у тебя с лицом? Порядок. Помочь? Отдыхай. Посиди со мной. Садись вот сюда, на ступеньки. — Язык распух и плохо слушался, болели
губы. «Как у Мари, — подумал 9. — Совсем как у Мари».
Но что случилось? Ты что, на скачках разбился?
Джереми присел на ступеньки подле меня, неуклюже подобрав под себя ноги.
И кровь… ты весь в крови… лицо и волосы… весь. Пустяки, — сказал я. — Она давно высохла. Ты меня видишь? — спросил Джереми. — Глаза у тебя… — тут он запнулся, решив не огорчать меня еще больше. Вижу. Одним глазом, — утешил я его. — Мне этого вполне достаточно.
Он, разумеется, захотел оттащить меня в ванную, смыть кровь и вообще привести в божеский вид, но я не желал двигаться с места. Спорить с Джереми у меня не было сил, и, видя, что он настроен решительно, я рассказал ему о приступах, чем поверг в еще больший ужас.
Я схожу за доктором. Уймись. Со мной все в порядке, — сказал я. — Говори, если хочешь, но, умоляю тебя, — ничего не делай. Ну ладно, — сдался Джереми. — Может, тебе чаю принести? Или еще чего-нибудь? Пойди на кухню, там в буфете есть бутылка шампанского. Принеси, пожалуйста.
Он посмотрел на меня, как на сумасшедшего. Откуда ему знать, что для меня шампанское — лучшее средство от всех болезней. Я услышал, как хлопнула пробка, и через минуту в холле появился Джереми с двумя бокалами в руках. Он поставил мой бокал на ступеньки так, чтобы я мог дотянуться до него левой рукой.,
«Ну вот, — подумал я. — Заодно и проверю. Должны же эти приступы когда-нибудь прекратиться». Я с трудом приподнял руку и сжал пальцами толстую ножку, после чего попытался поднести бокал ко рту; мне удалось сделать три больших глотка — и снова пронзило болью, скрючило, парализовало.
На сей раз испугался Джереми. Я видел, как дрожат его руки, когда он подхватывал на лету бокал, который я выронил.