— Хибари Кея.
— Гарри Коулмен, CEDEF. Мистер Савада посоветовал связаться с вами по поводу…
Хибари приподнялся на локте, хмуря брови. Что-то было с ним не так.
Голос собеседника то стихал, то вдруг бил в голове с дикой силой. Он моргнул, пытаясь подняться, но не получалось.
— …шите?.. бари…
Перед глазами расплывалось темное пятно, которое в одно мгновение затмило все.
***
Это не было похоже на потерю сознания — такое он уже переживал, и на сон — тем более.
Он словно шел против течения в мутной обволакивающей воде, а вокруг было темно и пронзительно холодно, и будто в пустынном коридоре гулко раздавались обрывки слов, произносимые разными смутно знакомыми голосами.
В какой-то момент сопротивление прекратилось, и он от неожиданности упал на колени, а потом на затылок резко надавило, и он ткнулся лицом в шершавый каменный пол.
Его как по голове ударило. И голос он узнал сразу, и руки, небрежно схватившие волосы на загривке. Он просто оцепенел, его буквально парализовало, отнялся голос, и внутри все сковало пробирающим до костей холодом.
— Молчишь, Хибари Кея? — ударил по ушам до отвращения самодовольный голос. Это было так реально, так… словно он вернулся в прошлое. Он даже чувствовал эту омерзительную, раздражающую слабость и запах цветущей сакуры, которую он с тех самых пор возненавидел всем сердцем. — Что же ты так? Где же твои угрозы, которыми ты только недавно меня засыпал?
Он все еще находился в глубоком шоке, и каждое слово до него доходило необычайно медленно. Но следующее же движение вернуло его в норму.
— Эй, тихо! Хибари, все нормально, тихо.
Кея резко вскочил, схватив руками воздух, и, бешено мотая головой, попытался подняться.
— Папа! — испуганно воскликнул Катсу, с изумлением и ужасом наблюдая за ним. Шамал приложил к губам палец, взглянув на него, и дотронулся до плеча Хибари, но тот резко отмахнулся и схватил его за воротник, замахиваясь для удара.
— Это я! — без тени страха выкрикнул Шамал, впившись пальцами ему в плечо, и он медленно расслабился, тяжело дыша и мелко содрогаясь. — Успокоился?
Хибари отпустил его и выпрямился. Он все еще чувствовал жжение от стертой на коленях и ладонях кожи, и запах крови, перемешанный со сладким ароматом вишни.
Но он был в стерильно чистой, девственно белоснежной больничной палате, а рядом с ним находился Шамал. И рядом, у его постели, замер с нелепо раскрытым ртом Катсу.
— Что случилось?
— А это надо у тебя спросить. Ты совсем идиот, да? — с ноткой фальшивой жалости поинтересовался Шамал.
— Выбирай слова.
— Какой умник посоветовал тебе мешать алкоголь и антидепрессанты? Ты ведь откинуться на тот свет мог.
— Я не пил.
— Разумеется.
— Последние два дня — не пил.
Шамал устало вздохнул, словно говорил с трудным подростком, и откинулся на спинку стула, отъехав от его постели примерно на метр — к столу.
— Ты учитывай особенности своего уникального организма. Ты под действием парализующего яда размахиваешь своими палками и с переломанными костями дерешься. Естественно, что на тебя подействовало слабее и не вырубило сразу. Ты же сейчас таблетки принимаешь? Сколько и какие? Небось глотаешь горстями.
— Я ухожу.
— Папа, — умоляюще начал Катсу, но тут же поправился, наткнувшись на ледяной взгляд, — отец, побудьте немного здесь, отдохните.
— А убийцу кто искать будет? Ты?
Катсу отвел взгляд. Он, конечно, хотел отомстить за Юи и Хром, увидеть смерть ублюдка своими собственными глазами, но… Отца он не хотел терять намного больше.
— От вас все равно не скроется, сколько бы времени ни прошло.
Хибари побуравил его пристальным взглядом с минуту и медленно, все еще раздумывая, кивнул. Катсу с облегчением выдохнул, а Шамал насмешливо хмыкнул, прекрасно зная особенность Кеи в том, что ему довольно легко присесть на уши, наобещав ему с три короба или просто банально польстив. Разумеется, подобное работало только с теми, кого он считал потенциально интересными или неопасными.
— Ты не в школе?
— Хибари, если бы он пошел в школу, то ты бы так и валялся у себя дома в судорогах, так что не накидывайся на бедного ребенка.
— Не учи меня, как мне говорить с сыном.
— И это благодарность за спасение?
Хибари проигнорировал его вопрос, поднялся и, быстро переодевшись, хотел было уйти, но снаружи послышалась громкая возня, топот и взволнованные голоса.
— Где этот урод?! — бушевал в коридоре Савада, по очереди распахивая каждую дверь. Шамал, согнувшись над своим столом, посмеивался, и Кея раздраженно закатил глаза, поправляя запонки на рукавах.
Дверь с грохотом распахнулась, и на пороге возник Тсунаеши — бледный, с красными от недосыпа и ярости глазами, в черном костюме он был похож на саму Смерть.
— Ты, — обвиняюще тыча пальцем в Хибари, двинулся к нему он, — коньки надумал откинуть? Сдохнуть хочешь, так мог бы обратиться ко мне, наркоман недоделанный!
Хибари дернул бровью. Пусть Саваде многое позволялось с его стороны, но подобные речи он в свой адрес терпеть не желал.
— Только не у меня в кабинете, — предупредил Шамал, подъезжая к ним на стуле и становясь между ними. Пламя, обжигающее его с двух сторон, его ни капли не пугало. — Я вас обоих сейчас отправлю в летаргический сон.
Из-за приоткрытой двери на них испуганно таращились медработники.
— Ты что, мать твою творишь? — прошипел Тсуна.
— Я не отчитываюсь перед тобой.
— А должен бы!..
Хибари собрался врезать ему по зубам за такие слова, но Савада вдруг погасил пламя и шмякнулся на койку, где совсем недавно лежал он.
Шамал недоуменно подкатил к нему и приподнял его лицо, опущенное вниз.
— Ба! Сознание потерял, — удивленно протянул он. Хибари с недовольством посмотрел на приготовленные к бою тонфа и убрал их обратно в коробочку. — Ладно, пусть поспит здесь. Я ему поставлю капельницу и выпишу успокоительных. — Шамал заботливо прикрыл Саваду одеялом и потрепал его по волосам. — Хибари, я положил тебе в карман антидепрессанты, но другие — более щадящие. Ты в них нуждаешься, я вижу, но постарайся не принимать их слишком часто и не мешай с алкоголем.
— Они мне не понадобятся, — отрезал Кея и вышел из кабинета. Шамал покачал головой.
— Спасибо вам, — поклонился Катсу, вызывав на его лице легкую улыбку, и выбежал вслед за отцом.
— Ты собираешься болтаться за мной весь день? Иди и займись делом.
— Я буду следить, чтобы вы не перетруждались.
— Ты? Следить за мной? — Хибари опасно прищурился, подходя к нему, и Катсу с волнением заметил, как подрагивают его пальцы, словно он чего-то боялся. Хотя, конечно, папа никого никогда не боялся и не побоялся бы. — Ладно, — неожиданно кивнул он.
— П-правда?! — изумлению Катсу не было предела.
Хибари легонько, одними уголками губ, улыбнулся и, стремительно развернувшись, двинулся по лестнице вниз. Катсу припустил за ним, держась за перила и перепрыгивая через ступеньки.
— Долго я лежал? — без особого интереса спросил Хибари.
— Мм… я точно не знаю. Я приехал… домой после обеда, часа в два, увидел, что дверь открыта, и понял, что вы там. Испугался, когда нашел вас…
— Ты не должен бояться. Ничего и никогда, что бы это ни было. Это самое отвратительное чувство, которое только может быть. Хуже только…
— Только?..
— Сострадание.
Катсу приостановился. Если с первым он еще мог скрепя сердце согласиться, то со вторым… Сострадание же делает мир лучше.
— А как же ненависть? — спросил он, нагоняя отца, который и не подумал его ждать.
— Она где-то в середине списка.
— А какое чувство тогда самое хорошее?
— Гордость.
Это было похоже на отца.
— Отец, а злость?
Хибари удостоил его вопросительным взглядом.
— А что? К чему эти вопросы, типичные для дошкольника?
— К тому, что я испытываю сейчас большинство из них. — Катсу скрипнул зубами, сжимая кулаки. — Хочу убить их. Разорвать в клочья, раскидать их ошметки по всей округе и… — Он рубанул кулаком воздух и бессильно выдохнул сквозь крепко стиснутые зубы.