Хибари пожал плечами и отвернулся, а Катсу, шагнувший было за ним, резко обернулся и схватил самую большую игрушку — белого кролика с морковкой в лапах.
— Это мы выиграли, — заявил он обескураженной работнице и убежал.
— И зачем тебе эта ерунда? — усмехнулся Кея, скосив на него глаза. Катсу сердито шагал чуть позади, прижимая к груди плюшевого кролика, и выглядел так потешно, что даже перехотелось бить его за слабость.
— А что, ей оставлять? Обойдется.
— Гениальнейшая месть.
— Это не месть! Это справедливость.
— Гениальнейшая борьба за справедливость.
Шутки шутками, но Катсу в обнимку с мягкой игрушкой бесил еще больше, чем обычно. Он и так выглядит как чуть подросший зародыш, а уж когда прикидывается шестилетним ребенком…
— Выкини его.
— А… но это же вы его выиграли.
— Предлагаешь мне обнимать его ночами? Избавься, сейчас же.
Катсу с сожалением вздохнул и, оглядевшись, встрепенулся. Он сорвался с места, выбегая на детскую площадку, и присел на корточки перед мелкой девчушкой с кучей торчащих хвостиков на голове. Полноватая женщина, до этого мирно сидевшая на скамье, взволнованно поднялась и подошла к ним.
Хибари с интересом смотрел на них: совсем скоро женщина заулыбалась, а девочка, робко спрятавшаяся за ее спину, неуверенно взяла слишком большую для нее игрушку. Катсу немного поболтал с ними, они даже смеялись, и побрел обратно. Прежде чем уйти, он помахал им на прощание и, уже повеселевший, бодро двинулся по тропинке дальше.
Катсу совсем не был похож на него. Слишком дружелюбный, слишком слабый и слишком глупый. Совсем как Савада в свое время. Прошло много времени, он изменился, поумнел, стал сильнее, замкнулся. И безудержно мечтает вернуться в прошлое, где он был безвольным неудачником. Потому что, как он говорил, тогда он был по-настоящему счастлив.
Кея не был таким дурачком никогда, время его почти не изменило, и ему не с чем сравнивать. Он хотел, чтобы Катсу был сильным, умным и похожим на него не только внешне, но что, если… хотя бы на секунду допустить мысль, что ему необязательно быть его отражением?
— Вы что-то хотите мне сказать? — неловко потер затылок Катсу, смущенный пристальным вниманием. Внезапно он остановился и ехидно улыбнулся: — Любите меня, да?
Хибари вздохнул и отвесил ему подзатыльник.
— Мечтать не вредно, травоядное.
Катсу, болезненно поойкав и насупившись, смерил его неодобрительным взглядом и поймал его за руку. Когда Хибари попытался отдернуться, схватился сильнее.
— Перестань.
— Да бросьте, ничего страшного. А мне приятно.
— Это выглядит странно.
— Не вы ли плюете на мнение окружающих с высокой колокольни?
— Мне неприятно.
— Просто попробуйте!
Кея выдохнул сквозь стиснутые зубы и ничего не сказал, но отталкивать его не стал, просто ускорил шаг. Он действительно терпеть не мог, когда его трогали — тем более без его разрешения, и Катсу не был исключением. Его едва не передергивало, и руку буквально жгло, так хотелось стряхнуть с себя чужую ладонь.
— Пить хотите? — довольный своей маленькой победой, поинтересовался Катсу, когда они проходили мимо торговой палатки. — Я бы выпил колу.
— У тебя ужасный вкус. — Хибари стряхнул его руку и вытянул из кармана бумажник. — Воду и лимонный сок.
— Лимонный сок? — скривился Катсу, получая вспотевшую бутылку с невзрачной этикеткой. — Ее нам бы хватило на двоих.
— Я не пью из одной тары с другими людьми.
— Боитесь заразиться травоядностью?
— Я ничего не боюсь.
Катсу улыбнулся, снова взявшись за его руку, и на этот раз отец не отдернулся, ограничившись лишь недовольным взглядом. Оказывается, он бывает таким занудой. Но все же… Катсу так нравилась эта его самоуверенность, холодность, хотя он и часто страдал из-за нее, но это придавало образу отца загадочности и… какой-то оторванности от остального мира. Он правда стоял особняком, и, так или иначе, всегда притягивал к себе внимание, настолько казался особенным. Неудивительно, что так много людей его любят, несмотря на очень тяжелый и непростой характер.
Они прогуляли весь день, и за это время Катсу даже не думал о том, что занимало все его мысли последние несколько недель. Чувство вины, горечь, заковырки расследования — все отошло на задний план, словно исчезло, оставив их одних во всем мире.
Поэтому, когда он подходили к дому, очень не хотелось возвращаться.
Небо было красным-красным, заходящее солнце отражалось алыми бликами в окнах машин и домов, и в душе наконец-то, впервые за долгое время, появилось спокойствие.
— Ну… неохота идти домой, — признался Катсу, заметно приуныв. Рука у отца теплая и держит крепко, даже можно самому не держаться. Это так удивительно.
Хибари на мгновение призадумался и вдруг улыбнулся.
— Есть идея. — Он потянул его на подземную парковку.
Заинтригованный, Катсу брел за ним мимо многочисленных машин, а потом они остановились у одного из отцовских автомобилей.
— Поедем кататься на машине? — обрадовался он, но отец покачал головой и прошел чуть дальше — к чему-то маленькому, прикрытому брезентом.
Одним движением он сорвал ткань, и Катсу не сдержал восхищенного вздоха. Это был сверкающий отполированными боками мотоцикл — старого выпуска, но такой мощный и роскошный, что дух захватывало.
Кея любовно погладил его по кожаному сиденью и, перекинув через него ногу, сел, заново привыкая к старым ощущениям. Он с окончания школы не садился за руль мотоцикла, хотя бережно его хранил, и теперь нашел достойный повод на нем прокатиться. Нужно было сделать это намного раньше.
— Ты едешь? Или передумал?
Катсу, встрепенувшись и выйдя из священного шока, быстро уселся сзади и крепко обхватил руками отца за талию. Хибари вздрогнул, нахмурившись, но тряхнул головой и включил зажигание.
Вечерние дороги Намимори сверкали фарами автомобилей и блеском отражающихся в свете фонаря крыш. Под колесами — идеально ровный асфальт, а в ушах — рев мотора и ветра.
Катсу закрыл глаза, выглядывая из-за спины отца. Ветер развевал волосы, бил в лицо, заставляя жмуриться, и хотелось раскрыть руки, чтобы почувствовать себя летящим в воздухе.
Хибари петлял между машинами, умело объезжал пробки, съезжая на пешеходную тропу и тем самым нарушая ряд законов, которые были писаны для всех, кроме него, и наслаждался этим потрясающим чувством свободы. Катсу стискивал его в объятиях, прижимаясь грудью к спине, и… это немного согревало.
…Они пришли домой далеко за полночь. Хибари быстро переоделся и сразу лег спать, не став заходить в душ. Катсу неуверенно потоптался и принялся стелить себе на диване.
— Что ты делаешь? — окликнул его отец, понаблюдав за его действиями.
— Это… спать собираюсь.
Хибари молча сверлил его пристальным цепким взглядом, а потом чуть махнул ему рукой.
— Сюда.
Катсу ушам своим не поверил. Он взял свое одеяло и медленно побрел к кровати, ожидая опровержения, но отец просто смотрел на него, терпеливо дожидаясь его.
Он не отвернулся, как обычно, не отодвинулся на самый край, и Катсу осторожно положил свою ладонь на его руку, лежавшую на подушке.
— Ты как ребенок, — тихо произнес Кея, закрывая глаза. Он отдернул руку, но лишь для того, чтобы обнять его и притянуть к себе. Он делал это не по наитию чувств, а из любопытства и для того, чтобы понять собственные ощущения, но это не было ему неприятно.
— Я и есть, — прошептал Катсу, уткнувшись ему в плечо. На глаза наворачивались слезы. Снова. Но на этот раз вызванные вовсе не горем или осознанием своего бессилия.
Они оба чувствовали себя почти счастливыми.
========== Глава девятнадцатая. О сражении и обманутых надеждах ==========
Время текло просто замечательно.
Катсу сдал, наконец, пост главы комитета одному из перспективных старшеклассников, сразу же подал заявку на вступление в клуб любителей манги и секцию плавания, схлопотал высшие баллы за тесты по японской литературе и математике, а также обзавелся парой приятелей, с которыми даже разделил обед на крыше школы.