— Странно, — сказал Орми. — Мне вдруг захотелось на минуту стать человеком… то есть обычным, меченым.
— Почему? — В голосе Энки слышалось недоумение.
— Я хотел бы увидеть все это… скалы, деревья…
— Днем не насмотрелся?
— Ночью, наверное, все по-другому. Ночью воздух чище. Знаешь, в последние дни я стал замечать странные вещи. Мир как будто стал чуть-чуть лучше. Он уже не кажется мне таким злым и враждебным, как раньше. Или это мы стали сильнее? Эти горы, цветы… они красивые.
— Да ты спятил! — Энки не мог сдержать возмущения. — Этот грязный, вонючий, гнилой насквозь мир ты называешь красивым? Эти голые безжизненные горы? Цветы с трупным запахом? Мерзкие ночные твари, ходячие трупы, сосущие кровь, — их ты тоже теперь полюбил? Ну уж нет! Не время сейчас благодушничать. Вот если бы нам удалось победить Улле и сделать все таким, как было раньше, тогда, пожалуй, я бы подумал еще над твоими словами. Но не теперь. Нашел, тоже мне, красоту.
Орми вздохнул.
— Ладно… Чего там. Ты прав, конечно. Хотя… Я вспомнил рассказ Веора. Светлые не видят зла. Значит, нашему Старику мир кажется по-прежнему прекрасным…
— Скорее, ему кажется, что мир просто исчез. Ведь на земле ничего, кроме зла, не осталось.
— А мы?
— Ну вот разве что… Мы для него, наверное, как одинокие фигурки в пустоте. Он нас разглядел и зовет… Вот только зачем? Что мы сможем сделать, ведь нас так мало. Ладно… Найдем Старика и пойдем вместе на север. Там еще эти есть, как их, великаны снежные. Это хоть какая-то сила, если они действительно великаны. Но послушай, ведь мы хотели обсудить что-то важное.
— Да, конечно. Что ты думаешь об этом Аги?
— Голова у него явно не в порядке. Да и не только голова. Эта его метка, которая то появляется, то пропадает. Странный мужик. Очень подозрительный.
— Если честно, — сказал Орми, — то будь моя воля, я бы его сразу убил. Для верности. Может, в нем есть что-то хорошее, но в башке у него, похоже, хозяйничает вражья сила.
— И потом, — подхватил Энки, — метка у него пропала после того, как он побывал в лапах у этого одноглазого подземного призрака. По-моему, все ясно. Это оборотень. Слуги Улле вывели ему пятно с ладони, чтобы сбить нас с толку. Но, поскольку метку невозможно свести начисто, она теперь снова появляется. Сам-то он, может, и не подозревает, кто он такой. Хотя, скорее всего, знает прекрасно и прикидывается. Я думаю, настоящий Аги, который пытался спасти старого Кру, навсегда остался в том подземелье… А нам подкинули его выпотрошенное тело, начиненное чужим разумом. Разве я не прав?
— Нет. — Орми покачал головой. — Вряд ли. Если бы Аги был не Аги, он не стал бы так мудрить, устраивать всю эту возню с внезапным забыванием. Он вполне мог придумать какую-нибудь связную ложь. Бегство из подземелья, путь в Кату, полный приключений и опасностей, постепенное исчезновение метки… Ну и главное, конечно, Эйле. Она ведь сразу раскусила тебя… то есть не тебя, а оборотня, принявшего твое обличье.
— А потом не дала вам разорвать меня на куски. Век ей этого не забуду. Но постой… Если ты ей так веришь, почему не послушал ее сегодня, когда она не хотела здесь оставаться?
У Орми по спине пробежал холодок.
— Не знаю… Сейчас мне почему-то кажется, что она была права… Но тогда я мог поклясться, что это вздор. Такое славное место. Следы какие-то она видела… Не было никаких следов. Ну да чего там, скоро станет ясно, кто из нас прав. Если ночь пройдет тихо… Понимаешь, Энки, у меня было такое чувство… это трудно объяснить… что мы не смогли бы найти другое место для ночлега, даже если бы захотели. Мы как будто были обречены ночевать здесь. Поэтому я и сказал «вздор».
— Мне тоже так показалось. И еще, помнишь, Аги сказал что-то про судьбу… какую-то глупость. И я тогда вдруг понял, что найти другое место мы не сможем. Как все это, однако, странно.
Они помолчали немного, потом Энки спросил:
— Значит, ты считаешь, что с Аги все в порядке?
— Мне кажется, да, — сказал Орми, подумав. — По крайней мере, то, что мы называем Аги… и то, что себя воспринимает как Аги, — это наш друг, и мы должны ему доверять. Другое дело, есть ли у него в мозгу, в глубине, что-то чужое, до времени притаившееся…
— Ты думаешь, одноглазая тварь могла вложить в него свою волю, как это сделала Эйле с Шуллой?
— Если это так… — Орми вздохнул, — то плохо наше дело. Если бы знать наверняка… А пока нам остается только ждать. Ни убить Аги, ни бросить его мы не можем.
— Надо как-нибудь его испытать.
— Пожалуй… Но как? Нет, знаешь, я думаю, этого не стоит делать. Если уж мы идем вместе к Старику, то должны верить друг другу. А случай узнать что-то об Аги нам обязательно представится. Подождем. — Энки помолчал и немного погодя сказал: — Тебе не кажется, что мы сами как-то переменились? Видеть немного по-другому, что ли, стали. Не замечал? Раньше ты не был таким добродушным. Враг — значит, враг, и убей его, в какую бы личину он ни рядился. А теперь… «если уж вместе», «должны верить»… О красоте заговорил. Да и я в себе иногда замечаю что-то похожее. Да что там — мы и говорить стали по-другому.
— Ну, нахватались гуганских словечек… А вообще-то ты прав. Что-то переменилось внутри. Посветлело как-то. Наверное, потому, что мы теперь не одни. А может, оттого, что тайн стало меньше.
— Наверное. А когда Старика найдем, вовсе станем другими. Кстати, по-моему, мы завтра должны его найти.
— Вот как? Ты уже в будущее заглядываешь?
— Погоди-ка! — Энки неожиданно вздрогнул и замер. — Что это?
— Тихо! — Орми тоже насторожился, прислушался. — Упыри!
Тончайший многоголосый писк доносился со всех сторон. Сомнений не было: убежище окружено упырями.
— Не меньше двух десятков, — пробормотал Орми, холодея от ужаса. — А девчонка-то была права!
Братья прыгнули с уступа, на ощупь вползли в расщелину и принялись раздувать тлеющие угли. Писк раздавался все ближе. Наконец сухие сучья вспыхнули. Эйле и Бату закашлялись от дыма и проснулись. Аги продолжал безмятежно сопеть.
— Упыри идут! — сказал Орми. — Целая стая. А огня мало, как назло.
Вход в расщелину был неширокий, двоим не разойтись. Сверху ее прикрывала каменная плита. Эйле и Бату не успели еще толком понять, что происходит, как первый упырь с сиплым свистом выпрыгнул из темноты. В тот же миг Бату пронзил его копьем, Орми хлестнул по костяной морде горящей веткой, а Энки рубанул мечом. Упырь, видно, не ожидал такого приема и поспешно отступил во тьму, подбирая вываливающиеся потроха. Но тут же ему на смену явился другой. Этот оказался пошустрее. Он проскользнул под нацеленным на него копьем и метнулся к Энки, норовя вцепиться в горло. В последний миг Энки успел отскочить и ловким ударом рассек зловонную тварь пополам. Упырь рухнул бесформенной грудой, двумя корчащимися обрубками, наполнив пещеру невыносимым смрадом. Эйле тем временем успела позаботиться об очаге. Когда мужчины отбились от первых двух кровососов, костер уже пылал мощно и жарко. Третьего упыря встречали огнем. Это действовало куда лучше, чем железо. Опаленные гадины тут же пускались наутек. Но каждый раз обожженных и напуганных сменяли новые.
— Дров больше нет! — крикнула Эйле.
— Разбуди наконец этого соню!
Аги по-прежнему мирно спал, несмотря на шум, дым и смрад. Эйле собралась было растолкать его, но тут земля под ее ногами заколыхалась… Страшный крик Эйле заставил Орми обернуться. Земляной пол пещерки заходил ходуном. Тут и там почва трескалась, вздымалась буграми и осыпалась, обнажая бурые костлявые лапы и белые черепа. Упыри лезли из-под земли, в каком-то неистовом ослеплении не замечая даже пылающего костра. Один из них попытался вылезти в самой середине очага; когда земля треснула, ему на череп посыпались угли. С диким воем упырь ушел обратно в землю, но и толстый слой песка не мог заглушить его пронзительного визга.
Энки остался защищать вход, Бату и Орми бросились на выручку к Эйле. Орми подхватил ее, лежащую без чувств, и кинул в единственный безопасный угол, где пол был каменным. Эйле свалилась прямо на спящего Аги.