— Отец умер.
— Как?
— По моей вине, — ответил Рихард уклончиво. Нервно похрустел пальцами, в сотый, верно, раз за день проверил входящие.
Пусто.
— Мать?
— Умерла от осложнений после родов.
Алекс снова усмехнулся, верно уловив посыл.
«То есть, тоже по твоей вине?».
— Братья, сёстры?
— Я единственный ребёнок в семье.
— Девчонка? Девушка у тебя есть?
— Была. Ханна звали… зовут. Со школы встречались, пошли в один университет, хотели пожениться. Не вышло.
— Почему?
Рихард неопределённо пожал плечами:
— Отец. Ну и… ошибки молодости.
Алекс многозначительно почесал под носом и махнул свободной рукой: понятно, мол, что за ошибки.
— Хобби?..
Рихард вскинулся, готовый рассказать о хрящевых и костных рыбах, юношеском биатлоне и механике, но так ни слова и не сказал. Всё это было так давно, что сейчас он вспомнил о том впервые за года два или три.
Абсолютно пустая жизнь. Просто какое-то недоразумение.
— Ясно, — Алекс заблокировал экран и вернул мобильный обратно в оттянутый карман спортивных штанов. Сложил руки перед собой в замок. Проникновенно зыркнул исподлобья. — И последний вопрос. Ты действительно меня нанимаешь, потому, что перебежал дорогу русской мафии, а не потому, что боишься допустить очередную ошибку и угробить бизнес и рад на кого-то всё свалить?..
Рихард сжался в своём кресле, дыхание предательски сбилось.
«Откуда знает про мафию?» — тревожно пронеслось в сознании.
«За опасность для жизни по договору доплата, в нём всё и указанно, пусть и расплывчато», — мигом нашёлся ответ.
«Паранойя», — следом уже привычный вердикт.
— А разве это имеет значение для… работы?
— Нет. Просто интересно узнать о себе побольше.
Рихард оставил очередную реплику без ответа, бесконечно считая до трёх, жадно вглядываясь в сидящего напротив в поиске новых отличий и в который раз убеждая себя, что перед ним — другой человек.
Они сидели так минут пять, пока Рихард, со временем лишь больше исходивший на нервы, не кашлянул неестественно, не подскочил на ноги резко, не пожал Алексу руку, окончательно скрепляя сделку, и не подал телохранителю знак уходить. Курт бросил что-то отрывистое в гарнитуру. Дверь номера открылась. Клаус занёс внутрь чемодан с одеждой для двойника и вернулся в коридор. Рихард со вторым телохранителем вышли следом.
Преследовавшая его в последние дни тревога немного отпустила, стоило только выйти из отеля на улицу и завалиться на заднее сидение машины. Волноваться уже было и не о чем: всё решено, у Рихарда снова нет ни перед кем никаких обязательств, ему ничего почти не грозит, а ценой тому — всего-то десять тысяч евро и переезд из частного дома в квартиру. Небольшие временные неудобства, не более.
Рихард снова получил свободу. И в то время, что длилась поездка от места встречи до нового места обитания, он был почти счастлив: у него появилась отчего-то вера в то, что, спустя годы простоя, он наконец сможет начать новую жизнь.
И он прожил с этой верой, переклеивая никотиновые пластыри, отдёргивая себя от похода в аптеку за сладким и дурманящим антидепрессантом, отгоняя мысли о совершённых ошибках и следя за экологической обстановкой, политикой и новыми сериалами, ровно четыре дня.
На пятый же день он увидел в новостях фрагмент с первым публичным выступлением некоего герра Рихарда Заммера.
Вот он осторожно поднимается к трибуне, элегантно, но с лёгкой небрежностью одетый. Щурит под вспышками камер голубые глаза, улыбается очаровательно, пусть и немного нервно. Бросает быстрый вопросительный взгляд в сторону дородного и добродушного Уве и оправляет рукав, скрывая тёмную полоску никотинового пластыря, прежде чем схватиться слегка подрагивающими пальцами за микрофон и отрегулировать его под свой рост.
Пальцами правой руки.
Он порой запинается, так как произносит свою речь наизусть, игнорируя лежащую перед ним папку с текстом. Он запинается — и закусывает губу, а потом смягчает заминку покаянной улыбкой, что обозначает на бледном лице обаятельные ямочки.