Тот продолжал стоять рядом с окном, делая вид, что безразличен ко всему, что происходит рядом.
Он покачал головой, в притворном изумлении приподняв брови:
— Я могу помочь разве что магией, леди Хеллен, но вы попросили не использовать ее, чтобы не навредить Бриджет еще больше.
Леди Хеллен раздраженно выдохнула. Я заметила, как сузились ее глаза и затрепетали крылья носа.
— Но так и быть, — продолжил маг, подходя ближе к нам. Он встал рядом со мной и незаметно для остальных дотронулся до моих пальцев, словно пытался успокоить. Я дернулась от неожиданности. — Если Бриджет не против моей помощи, конечно. Мне кажется, в прошлый раз у нас возникло некоторое… недопонимание.
Я посмотрела на него широко раскрытыми глазами.
Рука Габриэля почти впилась мне в плечо.
— Потом, — шепнул Кондор, почти беззвучно — я едва угадала, что он сказал, по движению губ. — Поэтому останьтесь, леди Хеллен, прошу вас, — он каким-то образом смог улыбнуться этой женщине.
— Конечно, я останусь, — сказала она, яростно кивнув. Взгляд темных, почти черных глаз впился в меня, как в источник бед. — Надеюсь, остальным хватит чувства такта…
— Хватит, — ответила я, стряхивая с плеча ладонь Габриэля. — Была рада увидеться, Бриджет, надеюсь, вам станет лучше.
Девушка в кресле коротко кивнула и помахала мне рукой, но тут же новый приступ боли заставил ее протянуть эту руку к виску и поморщиться.
***
Габриэль догнал меня на лестнице, ведущей в его кабинет в башне. Я шла уверенно, обхватив себя руками и нахмурившись так, что встреченные на пути слуги испуганно расступались и не смели даже поинтересоваться, куда я вообще направляюсь и что тут делаю. Или кто я вообще.
— Леди Лидделл…
Я не ответила.
Деревянные ступеньки скрипнули под моими ногами. Лестница уходила вверх, узкая, темная, неудобная настолько, что мне пришлось коснуться стены левой рукой — на всякий случай, чтобы не упасть.
— Мари, постойте!
Габриэль шел за мной, отставая на одну ступеньку — намеренно, чтобы мы оба не слетели с этой чертовой лестницы, если кто-то из нас оступится. Он дышал громко, запыхался, видимо, бедный мальчик.
Губы сами по себе сложились в жесткую усмешку.
Я толкнула дверь, которая вела в ту комнату под крышей башни, и зашла внутрь, на ходу стягивая перчатки, потому что надоели. Перчатки я бросила на чужой письменный стол, перед которым и остановилась, старательно пытаясь успокоиться.
Габриэль влетел следом за мной и осторожно закрыл дверь. Она даже не стукнула.
— Леди Лидделл… — мягко сказал он за моей спиной. — Я прошу прощения…
— Все в порядке, — ответила я, тщательно подавляя в себе желание развернуться и наорать на него.
Мне казалось неправильным кричать на человека, у которого я оказалась в гостях. И потом, если уж кто и был виноват в том, что я сейчас чувствовала себя провинившейся школьницей, то это точно был не Габриэль. У всех свои недостатки, думала я, и свои сложные родственники, даже в другом мире, даже у взрослых сильных мальчиков.
— Леди Лидделл, если вы сейчас не разожмете кулак, вы рискуете оторвать от юбки оборки, — с какой-то виноватой интонацией произнес Габриэль, и я только в этот момент поняла, что зажала кусок своего же платья в кулаке так крепко, что ткань натянулась и едва не трещала там, где шов соединял полоску кружева и саму юбку.
Пришлось разжать пальцы и обернуться.
Габриэль смотрел на меня сочувствующим, почти щенячьим взглядом и грустно улыбался.
— Я не думал, что…
— Что ваша тетя… или кто она вам там? Друг семьи? Решит спустить всех собак не на Кондора, а на меня? — мой голос едва не дрожал.
Он смутился, и улыбка померкла. Протянутая было ко мне рука опустилась.
— Леди Хеллен не любит Юлиана, — сказал Габриэль. — По своим причинам. И, видимо, решила, что все, к чему он прикасается, угрожает моему благополучию. И вы в том числе.
— В Бриджет, как я успела заметить, она угрозы не увидела, — съязвила я, отчего Габриэль отшатнулся, как будто я попыталась ударить его по лицу. — Простите.
— Что вы, — он тряхнул головой. Тонкие прядки светло-русых волос сместились, отлетев со лба. — Вы в своем праве злиться. И язвить. А я могу лишь просить вас проявить некую снисходительность к почтенной леди, которая, увы, с возрастом утратила чувство такта.