Я моргнула.
Хеллен Хьюм, кажется, оказалась тем, что я ожидала увидеть на месте Присциллы дель Эйве, когда Кондор впервые заговорил о своих тетушках. Но Присцилла дель Эйве всегда хорошо знала, что и зачем делает, и не имела привычки строго поджимать губы там, где могла криво улыбаться и вертеть окружающими по своему усмотрению. Присцилла напоминала мне нож — острый, хорошо заточенный кусок холодного железа, блестящий в лунном свете. Не то инструмент, необходимый для ритуала, не то опасное, коварное оружие, бьющее в цель.
Леди Хьюм ничем не отличалась от моей матери в те моменты, когда кто-то из нас — я, сестры или отец — делал вдруг что-то не то и не так.
Она так же злилась, теряя контроль.
Присцилла, кажется, контроль вообще не теряла.
Я шмыгнула носом и стерла что-то горячее и мокрое со щеки.
Габриэль смотрел на меня широкими от ужаса глазами.
— В глаз попало, — соврала я.
— Это пыль, — поспешил кивнуть Габриэль. — Я редко пользуюсь этой комнатой в последнее время, леди Лидделл, простите мне эту небрежность. Может быть, — он протянул мне руку. Если приглядеться, можно было бы заметить, что его пальцы слегка дрожали. — ...мы переместимся в библиотеку? Там уютнее. И… мне говорили, что вы любите книги.
— Люблю, — сказала я.
— Или я могу показать вам дом…
Кажется, Габриэль не знал, что со мной делать, и если я сейчас разревусь, ему придется звать Кондора на помощь, а, значит, леди Хеллен получит дополнительный повод косо смотреть на всех нас.
— Лучше в библиотеку, — поспешила согласиться я, забирая со стола свои перчатки.
Там, где одна из них соприкоснулась с какой-то книгой, лежащей на поверхности, на кружеве появилось серое пыльное пятно.
— Замечательно, — просиял Габриэль.
***
Библиотека Замка напоминала подзапущенный склад книжного магазина, торгующего антиквариатом пополам с букинистическим хламом. Это было недалеко от истины: по словам Ренара, каждый, кому не повезло поселиться в зачарованном доме среди лесов Бергрензе, рано или поздно добавлял к начатой каким-то древним волшебником коллекции пару десятков книг очень разного толка.
Леди, которая вышла из зеркала до меня, к примеру, притащила туда «Франческу» — и бросила, как некоторые бросают в поездах и отелях дешевые романы.
Кто-то из предшественников Кондора оставил несколько записных книжек, распухших от жалоб на жизнь, Богиню и Сильвию. Кроме жалоб там было еще кое-что интересное — то самое, что помогло девушке, получившей имя Бриджет, прийти в этот мир.
Библиотека в резиденции Дара была строгой и уютной одновременно. Я запомнила ее темной и похожей на фотографию из интерьерного журнала: вылизанное до блеска, идеально чистое пространство, все на своих местах, перья и чернильницы куда-то спрятаны, пыль безжалостно истреблена.
Я иногда думала, а пользуется ли он ею вообще? Парадные интерьеры, сказал он тогда, предназначены не для того, чтобы в них жить, это — способ рассказать другим о том, кто ты есть, вызвать восторг, или страх, или зависть, или что-то еще — в зависимости от целей.
Мне было сложно представить, что кто-то еще мог сидеть в той библиотеке на ступенях лестницы, как я, и листать одну из книг — да и было ли там что-то, кроме сборников законов?
В Гнезде библиотека казалась мне тем местом, куда каждый обитатель так и норовит сбежать. Она была светлой — и из-за больших окон и огромного светового фонаря, и из-за светло-бежевого дерева, из которого были сделаны шкафы. Сам дом, в котором жили дель Эйве, их слуги и несколько человек, включая меня, связанных с этой семьей странными узами, представлялся мне спящим гигантом. Воздух в нем всегда был прохладным, свет — синеватым, время текло медленно, тягучее, как кисель, полное вязкой тишины. Для горстки людей, птицы и одного кота-фэйри дом был слишком большим, и иногда я думала, что спицы, пяльцы с вышивкой, книги и шали, которые леди Тересия оставляла в облюбованных ею местах, были чем-то вроде хлебных крошек на лесной тропе — чтобы не потеряться.