Бог хохотал. Это был крик проклятого, брошенного в одиночестве безумца. Бог умирал. Новому богу пелись вечные гимны: дельфийский оракул вернулся домой.
Сектант
Хищный ветер пустыни, не задерживаясь, проносится сквозь меня. Он шелестит, но я не слышу, как миллиарды песчинок прокладывают мне путь туда, откуда нет возврата. Мои шаги не оставляют следов, пока мерцающий бисер угольной пыли ведёт меня всё глубже, во тьму моего нового царства. Я тороплюсь, чтобы не опоздать на самую главную встречу в своей жизни.
Меня готовили к ней с рождения. Специальный чёрный манускрипт каждый вечер подкладывали мне под затылок служанки, пока мать пела песню о мальчике, которого принесла река. Я учился читать по великому папирусу, считал его священные строки и выписывал божественные отрывки. Так же, как и он, – мой брат и мой убийца.
Его облик навсегда запечатан в тайнике моего сердце. Размещённое на чаше весов, оно укажет судье мою дальнейшую участь. Рядом в ритуальных сосудах я вижу остальные свои внутренние органы. Это часть служения богу, как моё тело и мои дары. Впервые не меня молят о судьбоносном решении, но я судим высшей силой. Настал мой черёд рассказать о своей жизни.
Из всей дворцовой малышни только я был на особом счету. Все мы были родственниками в большей или меньшей степени, но только я был Сыном Бога. Отца, как и мать, я видел редко. Всё моё время занимали наставники-жрецы, рабы и слуги. Родственную душу я нашёл только в нём. Я звал его братом.
Нелюдимый и диковатый, он преображался, выдумывая очередную проказу. Вечную скуку дворца то и дело будоражили окрики охранника, снимавшего нас с высоченного дерева, или причитания испуганной прачки, обнаружившей в отстиранных простынях скорпиона. Нас забавляла простая, но сильная реакция черни. Мы были детьми, а значит, немного богами. Иногда мольбы слуг достигали вельмож, и нас призывали к ответу.
Однако чтобы ни происходило, наказывали только его. В те моменты он изо всех сил сжимал кулаки и грозил ими – похоже, что и мне. После очередной особенно жестокой порки он исчез из дворца. Сильнее меня горевала только моя мать.
Прошли годы, прежде чем я снова заметил его в дворцовом саду. Он о чём-то шептался с надсмотрщиком и был как будто не рад тому, что я его окликнул. В следующий раз он пришёл уже ко мне. Старые лазы оказались как нельзя кстати, когда мы тайком пробирались в город. Одним своим видом он вернул мне детскую радость от нелепых забав и ощущение пьянящей свободы от этикета и даже закона.
Из его сбивчивых рассказов я понял, что он долго скитался и теперь стал последователем нового культа. На это известие я мог только усмехнуться: десятки богов в одной только империи, не говоря о молельных домах купцов и военачальников из дальних провинций, видимо, были недостаточно хороши для него!
Свидетельствую, что почитание других богов не запрещалось. Империя простирается вдоль всей священной Реки, утопая ногами в море. Она торгует и воюет со времён первозданной пучины вод. Из хаоса стихии первым вышло солнце, мой божественный Отец. Он озарил мир и разделил его на богов и их созданий. Если малая часть разумных существ захотела поклоняться своим небылицам, то что с того всевидящему оку неба, а значит, и мне!
Преследовались только сугубо кровавые культы, не видящие мирной жизни без страданий людей и животных. Фанатики, приносящие в жертвы своим больным видениям младенцев, стариков и карликов, требующие повреждения членов и иные зверства от последователей, жестоко наказывались вплоть до запрета хоронить останки, чтобы и после смерти они разделили скорбную судьбу пустынных падальщиков.
Мои мысли путались за синим стеклянным стаканом, пока я удивлялся новому облику моего брата. Давно уже он начал пренебрегать бритьём волос на голове, что приблизило его облик к внешности рабских родов из дальних восточных номов. Строгие линии светлой дворцовой одежды он сменил на рубище. Чёткую плавную речь – на неразумный суржик. Манеры – на заискивающие движения черни. Из царского он оставил себе только властные привычки.
Как и прежде я был ему рад и с жаром поддержал его новые идеи о переменах и народной участи. Совсем немного времени спустя я уже клялся ему в верности и вечной дружбе. Так я сам подвесил себя на крючок, ему осталось только забрать свой улов. Полностью в свои планы он меня не посвящал, попросил только конкретную услугу.
Первым нашим совместным делом стало окрашивание воды. Чтобы царские фонтаны и близлежащие колодцы вдруг стали неприятного красного цвета, понадобилось задобрить ответственных на строительстве гробниц. Так в нашем распоряжении оказалась пара мешков красной охры.