Почему оно мертво?
Кирилл наклонился и поднял с пола ещё одно фото: всё та же молодая женщина в обнимку с широкоплечим чернявым красавчиком. На обороте подпись: «Элизабет и Говард». Молодые, счастливые, влюблённые. Они обнимаются, присев на капот низкого автомобиля, а за их спинами алеет закат над тихим, словно уснувшим, океаном. Ничего необычного, за исключением одного: низкая машина — это современный «Бугатти». А девушка — та же самая, что и в 1936 году.
Та же самая.
Элизабет.
И Кирилл покачнулся от нахлынувших воспоминаний:
«Элизабет, кого ты выставишь сегодня?»
«Амона».
«Он твой любимчик».
«Ревнуешь?»
«А должен?»
«Ты такой милый…»
Слышен звук поцелуя. Потом что-то сдавливает грудную клетку. Не очень сильно, рёбра не сломаны, но ощутимо. Потерпеть можно, однако неприятно. В лицо бьёт поток воздуха, и Кирилл оказывается…
Воспоминания схлынули. Ушли так же стремительно, как ворвались. Кирилл удивлённо посмотрел на фото, на молодую женщину, после чего осторожно вернул его на тумбочку.
Покрутил на языке имя:
— Амон? — покачал головой. — Сколько же здесь тайн?
И продолжил осмотр.
В комнате оказался ещё один лифт, маленький, для подносов с едой. Судя по запаху из шахты, лифт вёл на кухню, в ту комнату на первом этаже, дверь в которую была закрыта.
«Нужно ли мне на кухню?»
Но ответить на этот вопрос Кирилл не успел: уловил подозрительный шум с лестничной площадки, подкрался к входной двери, замер, прислушался, затем наклонился к замочной скважине и увидел широкоплечего чернявого красавчика с фотографии. Без пиджака и галстука, в расстёгнутой белой сорочке с закатанными рукавами, в брюках и босиком. С настолько ярко горящими глазами, словно подсвеченными изнутри…
Самой Тьмой.
Потому что пылали глаза пламенем абсолютно тёмным.
А в левой руке красавчик сжимал хопеш. Чёрный, словно выточенный из антрацита ритуальный меч, покрытый вязью золотых символов.
Мужчина стоял посреди лестничной площадки, задумчиво разглядывая двери, а затем решительно шагнул к спальне. Кирилл же на цыпочках добежал до кухонного лифта и с трудом забрался в узкий лаз.
— Машка! Маша!
Сказать, что Виталик перепугался, — не сказать ничего. Когда девушка исчезла, внутри у него что-то оборвалось. Молодому человеку показалось, что это он падает в никуда, обдирая лицо и локти об острые края разлома, и вот-вот разобьётся, рухнув на каменный пол следующего этажа. Ему захотелось, чтобы так и было, чтобы провалился он, а не Маша.
А когда шок прошёл, Виталик, позабыв об осторожности, о том, что доски пола могут сломаться под его весом, подбежал и заглянул в пролом. Одновременно и надеясь, и боясь увидеть девушку, распластавшуюся на полу второго этажа.
И не увидел её.
Как ни странно, Машка ухитрилась пробить не одно перекрытие и провалиться дальше. Как далеко — неизвестно, поскольку в следующем проломе Виталик разглядел лишь черноту.
«Машка свалилась в подвал?»
В этом случае она наверняка разбилась и крепко разбилась, учитывая, сколько пришлось лететь.
«Господи, только бы жива! Только бы жива!!»
Виталик выскочил на лестницу и помчался вниз, громко повторяя мольбу и перепрыгивая через три-четыре ступеньки разом. Он так торопился, что не заметил попадающиеся на пути капли крови: на пыльных ступеньках, на площадке между этажами…
Капли появлялись равномерно, будто раненый человек поднимался по лестнице в башню, прошёл через неё и вышел на крышу через глухую стену.
Проклятый лаз оказался неимоверно узким, однако выхода у Кирилла не было: оставаться в спальне, в которую в любую секунду мог вломиться вооружённый Говард, было опасно. В смысле, Кирилл ощущал себя достаточно крепким, чтобы дать бой мускулистому брюнету, но зачем рисковать, если, во-первых, непонятно, нужно ли им драться, а во-вторых, кулаки и незаряженный револьвер не лучшее оружие против меча.
Стараясь не шуметь, Кирилл медленно спустился примерно до середины шахты и замер, неожиданно подумав, что находится едва ли не в самом безопасном месте этого проклятого старого дома, в узком пространстве подлинного спокойствия и безмятежности.
Его никто не видит.
Его никто не слышит.
«Никто не знает, где я нахожусь, и мир может катиться к чёрту. Я в безопасности…»