– Почему?
– Тамошние националы ещё с прошлой войны в тёплых отношениях со своими прибалтийскими коллегами. Более вероятна Белоруссия, хотя тоже вряд ли, но на всякий случай представители БНФ в курсе, – Келлер едва заметно одобрительно кивнул, – а в других республиках литовец будет слишком заметен. Поэтому я считаю, что наш подопечный не покидал пределов РСФСР… Но так или иначе, мы его найдём, мистер Келлер, – голос Калныньша сделался жёстче, – никуда не денется, голубчик.
Марта Жемайте хорошо училась в школе, но никогда не состояла в «Саюдисе», не ходила на его митинги и вообще была полностью равнодушна к политике, в том числе и по пресловутому национальному вопросу. В доме старого Жемайтиса не было принято обсуждать проблемы, выходящие за рамки уютного семейно-соседского мирка. Политическим активистом был Юозас – но она никогда не вмешивалась в его дела.
На акцию «Балтийский путь», где жители трёх прибалтийских республик должны были выстроиться в живую цепь в знак протеста против «советской оккупации», она пришла не из политических соображений.
Она хотела найти кого-нибудь, кто хоть что-то знал о Юозасе. Он не писал ей уже который месяц. Он никогда не исчезал так надолго.
Оказавшись на месте сбора, Марта растерялась. Она впервые видела такое количество людей. Тем не менее, беспорядка не наблюдалось, участники акции действовали слаженно, направляемые бригадирами с нарукавными повязками «Саюдиса».
– Простите, Вы не знаете Юозаса Турманиса? – обратилась Марта к какому-то мужчине. Тот отрицательно покачал головой. Девушка обратилась ещё к нескольким людям – безрезультатно.
Да, это была глупая затея, всё равно что искать иголку в стоге сена, она просто не представляла себе масштабов проекта…
– Ты откуда, красавица? – подбежал к ней какой-то десятник. – Из чьего звена?
– Я… сама по себе, – потерянно ответила Марта, – Вы не знаете Юозаса Турманиса? Я его ищу…
– Сама по себе – давай в восемнадцатый автобус, – властно бросил ей саюдисовец, – потом своих найдёшь, здесь если потерялась, то уже бесполезно…
Толпа несла Марту в какой-то автобус, она не видела, восемнадцатый это или нет.
– Сегодня, в пятидесятую годовщину пакта Молотов-Риббентроп, существование которого от нас скрывали… – доносились до неё обрывки чьего-то крика в мегафон.
«Мы же этот договор в школе проходили», – подумала девушка, но эта мысль тут же вылетела у неё из головы, и больше она не отвлекалась от своих безнадёжных поисков.
По тёмной платформе молча шли пассажиры.
Их было много, они были разные – взрослые и дети, мужчины и женщины, худые и толстые, молодые и старые, в разной одежде, с сумками, чемоданами или вообще без вещей. Не глядя на него, человеческие фигуры просто шли к составу, равномерно и обречённо, нескончаемой цепочкой, в абсолютной тишине, поднимались по металлическим лесенкам и исчезали в вагонных дверях.
Их было много, очень много, гораздо больше, чем написали в «Правде».
Он не видел только их лиц, хотя мог разглядеть детали одежды и сумок – вот женщина в коричневом плаще, держит за руки двоих детей, вот пожилой мужчина с большой клетчатой сумкой, вот женщина с сумкой-тележкой, вот молодой человек подаёт ей руку и помогает поднять багаж по ступенькам вагона, а вот учительница, сопровождающая школьников в оздоровительную поездку на юг, а вот и сами школьники, человек тридцать, целый класс, наверное.
Только не видно лиц и не слышно голосов. Никто из них не обернётся и не крикнет «Убийца!» И вообще ничего не скажет. Молчат. Даже школьники молчат. Просто идут к вагонам и всё. Потому что мёртвые не разговаривают. И только Юозас, единственный живой, смотрит на этот страшный парад мертвецов. Смотрит каждую ночь, вернее, каждый раз, когда удаётся сомкнуть веки – дни и ночи давно перемешались в сознании беглеца – снится ему один и тот же сон, и нет этому кошмару конца.
Юозас мог ночевать в поле, в лесу, в кустарнике, отойдя на значительное расстояние от шоссе – пока погода позволяла не заботиться о крыше над головой, а он был не в состоянии о чём-то думать больше, чем на несколько часов вперёд. В общем-то, ему было всё равно, в какую сторону идти или ехать, лишь бы не приближаться к железной дороге – ему казалось, что он сойдёт с ума, если ещё раз увидит наяву вагоны и рельсы…