— Граф Камерон, — начал Принц, но не закончил. Шагнув вперёд, я вогнал свой кулак в его подбородок с такой силой, что скорее всего вывихнул ему челюсть, а также заработал перелом в кисти. Я неосознанно применил магию, увеличив силу, но не защитил свою плоть. Боль была сильной. Почему-то это заставило меня почувствовать себя лучше.
Девушка попятилась, укрывшись в углу, а Принц покачнулся, и свалился на пол, пачкая свою одежду её свежей кровью.
Лиманд не двигался. Падал он бесконтрольно, потеряв сознание ещё до того, как шмякнулся об пол. Только это спасло его от дальнейшего наказания. Ублюдок ничего бы не почувствовал.
Тяжело дыша, я перестал обращать на него внимание. Сосредоточив восприятие на раненой руке, я выправил куски сломанной кости, прежде чем закрепить их друг к другу. От этого боль только усилилась, что, похоже, также помогло моей голове проясниться. После этого я посмотрел на сжавшуюся в углу девушку.
Она дёрнулась, когда на неё упал мой взгляд.
— Пожалуйста, милорд, не делайте мне больно. Я сделаю всё, что вы скажете. — По её щекам текли слёзы, а она всё пыталась выпрямить спину, выставляя свои груди напоказ настолько неестественным образом, что стало ясно — её специально так научили.
От этого вида у меня всё сжалось внутри, мне хотелось заплакать. Помешал этому лишь мой гнев.
— Я здесь не для того, чтобы причинять тебе боль, — сказал я, не двигаясь. — Как тебя зовут?
Учитывая обстоятельства, я не был бы удивлён, если бы она не смогла ответить — но она сразу же сказала:
— Милли, милорд.
«Как долго с ней так обращались?». Девушка явно привыкла повиноваться приказам, даже когда была в ужасе.
— А фамилия? Где твоя семья? — спросил я.
— Нет у меня семьи, милорд. Они продали меня Принцу, когда я ещё говорить не умела, — ответила она.
Моё воображение отказывалось представлять, какой могла быть её жизнь. Я взял с кровати её платье, и отдал ей:
— Одевайся. — Она поспешила повиноваться, но я поймал её запястья, когда она подняла платье над головой. Я и забыл про её раны. — Постой, твоя спина… повернись, дай мне на неё взглянуть.
То, как она дёрнулась от моего касания, разрывало мне сердце, но она послушно повернулась, и от вида её спины мне стало только хуже. Лиманд совершенно не сдерживался. Хлыст вспорол кожу, оставив ярко-красный рубец, всё ещё сочившийся кровью. Более того, её явно не в первый раз пороли кнутом. У Милли был целый набор шрамов — от старых до ещё не до конца заживших. «Что за человеком надо быть, чтобы сотворить такое с ребёнком?»
Мне хотелось что-нибудь сломать, и больше всего мне хотелось сломать тело лежавшего неподалёку на полу мужчины. Лиманд выглядел чересчур мирно, даже бессознательно распластавшись на твёрдом полу. «Он не заслуживает жизни», — холодно подумал я. На миг я подумал о последствиях. Если я его убью, то стану преступником, меня будут искать по всему Лосайону. Я потеряю титул и земли, и вероятно, и жизнь тоже, если, конечно, меня сумеют привлечь к ответственности. Даже Ариадна не смогла бы защитить меня от закона, убей я её мужа — вне зависимости от того, как она лично к этому ублюдку относилась. Он был принцем.
Моему сыну могли позволить унаследовать титул — а могли и не позволить. Все мои владения могли быть отобраны короной, и переданы совершенно другой семье.
Я глядел на Лиманда, и одна пришедшая мне в голову мысль показалась мне абсолютно истинной:
— Будь здесь моя жены, ты уже был бы мёртв, — пробормотал я. Одна только эта мысль едва не заставила меня переступить черту. Будь Пенни жива, она не стала бы меня винить. Она бы уже пронзила чёрное сердце Лиманда своим мечом. — Возможно, лучшим способом почтить её память было бы сделать то, что захотела бы сделать она сама, — холодно сказал я, теребя висевший у меня на поясе кинжал.
Милли заплакала:
— Пожалуйста, сэр. Пожалуйста, не убивайте его. Мне больше некуда податься. Если он умрёт, меня вышвырнут на улицу. — Из-за её рыданий слова были едва разборчивыми, но я всё равно её понял. И пожалел об этом.
Я посмотрел в глаза девушки, и почувствовал, что и мои глаза начали наполняться слезами. Сколько же страданий она вытерпела? Она, наверное, не знала ничего кроме насилия и надругательств — и теперь молила оставить мучившему её тирану жизнь.
Вытерев лицо рукавом, я отвернулся от Лиманда, и убрал руку прочь от кинжала. Если бы не мольба Милли, я бы его убил, и к чёрту расплату. Она слишком настрадалась, и дальнейшее насилие лишь принесло бы ей ещё боль, особенно насилие от руки незнакомца, притворяющегося её спасителем.