Свет омыл меня, застав врасплох посреди одной из моих непрерывных грёз. Сперва я подумал, что мне почудилось, но затем я услышал её голос:
— Мордэкай? Ты не спишь?
Я попытался сесть, но тело моё было онемевшим и неуклюжим. Дёрнувшись, я едва не упал на пол, но тёплая рука поймала меня за плечо, не дав свалиться. Моргая от чересчур яркого света, излучаемого фонарём, я посмотрел на неё:
— Роуз, зря ты пришла.
— Боги, Морт! Какой же ты холодный, — воскликнула Роуз. Она провела руками по моей груди, затем ощупала мои ноги, и начала тереть ступни. — И ступни у тебя ледяные.
— Когда жжение проходит, уже совсем не так плохо, — пробормотал я.
— Ты можешь сесть? — спросила она.
Я одарил её вялой улыбкой:
— Конечно, — сказал я, и почти смог сесть, хотя ей и пришлось помочь мне на полпути. После этого она зашуршала в своей корзине, и вытащила что-то, прежде чем разложить это что-то частично на скамье.
— Мну нежно, чтобы ты ненадолго встал, — сказала она мне. — Положи руки мне на плечи.
Я так и сделал, закинув соединявшие мои запястья длинную цепь через её голову, оставив висеть вдоль спины. За этим последовали несколько минут неуклюжей возни, во время которой Роуз пыталась не дать мне упасть, одновременно раскладывая одеяло на скамье. В конце концов она закончила, и помогла мне снова сесть. Я думал, что она уже всё, но потом она встала передо мной на колени.
— Роуз, что ты делаешь? — спросил я.
Она протянула мне второе одеяло, но с пола не встала:
— Завернись вот в это. — Потом я почувствовал давление её пальцев, когда она начала мягко тереть мои задубевшие пальцы ног.
Я заплакал бы, но мои глаза были слишком сухими, чтобы отреагировать на мои эмоции:
— Не надо, Роуз.
Она подняла на меня взгляд, но её тёплые руки продолжали тереть мне ступни:
— Почему нет?
— Они грязные, — сказал я, смущаясь. — Женщине вроде тебя не пристало…
Лучистые сапфиры в ярости уставились на меня, пронзая душу:
— Женщине вроде кого? Вроде Леди Роуз Торнбер? — Тут её лицо смягчилось. — Хочешь сказать, что я недостойна тереть тебе ноги, Лорд Камерон? — В её голосе звучала издёвка.
Я отвёл взгляд. Она отлично знала, что я имел ввиду. Сколько я её знал, Леди Роуз всегда была воплощением правильного этикета и манер. Более того, это был не просто фасад. Она действительно была всем вышеперечисленным, в то время как многие женщины лишь притворялись. Ей не следовало марать руки, чтобы помогать мне.
Она сменила тактику:
— А что бы Дориан сделал, будь он здесь?
— Это легко, — ответил я. — Он бы обрушил стену, и вынес меня отсюда как больного ребёнка. Потом он бы победил стражу одной левой, и вышел бы наружу. Он, наверное, ещё и спас бы каким-то образом принцессу по пути.
Роуз тихо засмеялась:
— Ладно. Давай подправим вопрос. Что бы Дориан сделал, будь он здесь, и если бы он не мог обрушить стену или сделать остальную перечисленную тобой чушь?
Я отказался отвечать.
— А как насчёт Пенни? Что, по-твоему, сделала бы твоя жена, Морт?
— Она бы обрушила стену, и вынесла бы меня отсюда как больного ребёнка, — мгновенно сказал я. — А вот насчёт принцессы я не уверен. У неё с принцессами сложные отношения.
Я не помню, чтобы Роуз хоть раз смеялась так сильно. То был не её обычный, сдержанный, вежливый смех, а настоящий, утробный хохот. Однако было в этом звуке что-то странное. «Она что, плачет?». Придя в себя, она снова заговорила:
— Наверное, ты прав. Звучит действительно очень на неё похоже.
Онемение в моих ступнях начало проходить, сменяясь распространявшимся снизу вверх болезненным жжением. Я дёрнулся, когда начал испытывать боль от её касаний.
Почувствовав мой дискомфорт, Роуз остановилась, но не прекратила держать свои кисти пальцы обёрнутыми вокруг пальцев моих ног.
— Их больше нет, Мордэкай, — внезапно сказала она. — Но я всё время о них думаю. Я гадаю, что они сделали бы на нашем месте. Я спрашиваю себя, забыла ли я о чём-то, и были ли мои действия достаточны. Когда я умру, то снова увижу их, и не хочу услышать от них о том, что я их разочаровала.
— Не будет такого, — настаивал я. — Они никогда такого не подумают.
— Неужели, Морт? — спросила она. Роуз точно плакала. Я слышал слёзы в её голосе. — Я не уверена. Того, что я делаю, всегда мало. Я не могу знать, был ли у меня хоть какой-то успех в воспитании Грэма. Он превратился именно в то, от его меня предостерегал его отец. И Пенни… что бы она подумала обо мне сейчас? Сказала бы она, что я сделала достаточно? Или, быть может, подумала бы, что я слишком много себе позволяю.