— Кого опять ты притащил сюда? Очередного орка? Дракона? Или енота? — недовольно проворчал Саурон, выпутываясь из объятий и вставая с постели.
— Никого я не притащил! Нет-нет! Останься, это просто птички шумят. Ты же дарил мне сову, я выпустил ее полетать.
— Не припоминаю, чтобы эта сова умела стонать человеческим голосом, — скептически ответил Саурон, накидывая на плечи халат.
Манвэ как ужаленный подскочил с кровати и загородил собой дверь.
— Не ходи, прошу. Там правда ничего такого.
Вала уперся ладонями ему в грудь и расправил крылья, не давая пройти.
— Лучше не зли меня, Манвэ, и уйди с дороги, — прошипел майа, чувствуя неладное. Эти неуклюжие попытки валы что-то скрыть только раздражали.
Саурон отогнул крыло и беспрепятственно обошел Манвэ, направляясь к источнику звука. Тёмный Властелин распахнул дверь и обомлел. Келебримбор лежал на диване, причем совсем целый и невредимый, но заметно ослабший. Потянувшись за бокалом, он случайно уронил кувшин с водой и разбил его. Увидев в дверях Саурона, нолдо побледнел.
А вот Тёмный Властелин радостно улыбнулся и даже в порыве чувств обнял Манвэ.
— Ты исцелил его для меня? О, я так тебе благодарен! — восторженно проговорил он.
Вала выдохнул и обнял его в ответ, решив, что переживал напрасно, и Саурон действительно встал на путь исправления. Но следующие слова расставили все по местам:
— Теперь я смогу убить его еще раз и даже растянуть удовольствие, как следует помучив напоследок!
Саурон отстранился, достал из ножен кинжал и двинулся в сторону эльфа.
— Что? Нет!!!
Манвэ всполошился и вновь уперся в него, полный решимости не допустить кровавой расправы.
— Прошу тебя, Майрон, оставь его. Ты уже отомстил, а теперь отпусти его… Ради меня. Пожалуйста.
Саурон с сомнением взглянул на Манвэ, видимо, колеблясь. Но потом снова шагнул вперед, поудобнее перехватив клинок.
— Майрон! Умоляю! Если ты отпустишь его, я сделаю для тебя все, что угодно! — в отчаянии пообещал Владыка Ветров.
А это предложение уже заинтересовало Саурона. Иметь в должниках валу было очень полезно. Майа пока не знал, что попросить у него, но на такое предложение все же стоило согласиться. Тёмный Властелин не без сожаления убрал кинжал.
— Стража! — позвал он стоящих за дверью орков, чем снова заставил валу напрячься. — Вышвырните этого эльфа из Мордора.
Услышав это, Манвэ успокоенно выдохнул.
— Будешь должен, ангел. — Усмехнулся Гортхаур, возвращаясь в спальню.
На лице Манвэ расцвела улыбка. Он спас хотя бы одного и смог отговорить своего жестокого любовника от очередной расправы над невинным эльфом. Несмотря на его опасения, Саурон не стал требовать ничего, а лениво развалился на ложе, приобняв его и зарывшись в мягкие перья: у него не было потребности во сне, какая бывает у слабых человеческих тел, но нравилось само ощущение расслабленности — он любил отдыхать так от бессчетного числа дел.
========== Часть 8 ==========
Но наутро Манвэ обнаружил, что его вновь оставили в одиночестве. Это несильно, но кольнуло его — все же он рассчитывал, что кровопролитие уже окончено и Гортхаур завершил дела в Гондоре и Эрегионе… Первое время он отлично проводил время с Нархом, которого обучал премудростям — языку, заклинаниям и прочему — но чем дальше, тем сильнее скучал по тому, ради кого покинул Валинор, и наконец совсем загрустил.
А у Саурона было много дел. Вскоре кровопролитная война и впрямь угасла, оставшиеся в Средиземье эльфы все больше задумывались о том, чтобы покинуть эти места и, к счастью Саурона, больше не противились его возрастающему влиянию. Назад в Барад Дур он вернулся триумфатором во главе армии и девяти человеческих королей, которых назначил кольценосцами, чем продлил их жизнь навечно. Улыбка его сияла, ореол из золотисто-рыжих волос сиял вокруг головы, и он казался еще красивей, чем прежде.
Однако радостно выбежавшего ему навстречу своего ангела он почти не заметил. Больше того, он не появился в покоях, в то время как Манвэ только его и ждал! Впервые тот засыпал одиноко и грустя о возможной близости, в то время как Гортхаур был где-то совсем рядом. Можно было, конечно, отправиться на его поиски, отыскать где-нибудь в замке, но едва высунув нос за пределы покоев, обнаружил, что Барад Дур наводнили подвыпившие орки, балроги, юные драконы и саламандры, и в коридорах творилось сущее столпотворение. Кто-нибудь так и норовил ухватить его за крыло и подтащить к себе, обдав запахом крепкого вина и прохрипев: “Развлечемся, цыпленок?”. Да и испуганный Нарх удерживал хозяина на месте, боясь, что пьяные валараукар разорвут его господина на кусочки.
И даже во время пира, который устроили в честь победы, Саурон отнесся к его появлению как к должному. Хотя Манвэ долго расчесывал волосы и перевивал их бриллиантовыми нитями, а потом надел ради него длинное одеяние, в меру открытое, украшенное россыпью мелких алмазов, которое майа сам ему подарил в знак примирения. Увы, Саурон просто чуть подвинулся, освобождая место рядом с собой, и кивнул.
— Кого ради ты так разоделся? Не замечал в тебе раньше такой страсти наряжаться.
— Я думал, тебе понравится, — вспыхнул от смущения Манвэ.
Быть может, Саурону и понравилось — тот в конце концов окинул его довольно благосклонным взглядом. А еще невинная нежность светлого вала очень понравилась всем девяти назгулам и мелким темным майар, что сидели рядом. Манвэ то и дело чувствовал, как кто-то дергал его за перья или жарко гладил по бедру, но Саурон отнюдь не стремился вскочить и покарать виновных, даже когда Манвэ ему пожаловался.
— Мне казалось, своими прихорашиваниями ты того и добивался, птенчик?
Нельзя сказать, чтобы тон темного майа стал совсем холодным и равнодушным — но он явно посмеивался над попытками Манвэ привлечь свое внимание и относился к нему снисходительно. Но не более. И это отчего-то сильно уязвило светлого валу. Поэтому он покинул пир рано, чтобы утром не обнаружить себя в объятиях какого-нибудь орка, а Саурон явился лишь под утро, явно уставший и уже ощутивший чью-то страсть: об этом говорил его встрепанный вид, выбившиеся из прически волосы и явные следы укусов на шее и груди. Впрочем, невинный светлый вала не сразу понял, что к чему.
— Сокровище, что с тобой? На тебя по пути сюда напал дракон или пьяный тролль? Просто одежда порвана, и эти раны… — Манвэ осторожно дотронулся до длинных царапин вдоль его спины, по невинности своей явно не понимая, откуда те могли взяться.
— Не говори глупостей! — оборвал его Саурон.
— Откуда тогда они?
— А ты не догадываешься? — хитро прищурился Саурон, усмехаясь и притянув Манвэ к себе. — Сейчас покажу.
И он жадным поцелуем впился в его рот, прикусив губу, прошелся языком по губам, шее и неожиданно прикусил нежную кожу, засасывая ее, так что Манвэ вскрикнул от неожиданности. Это было немного больно, нов то же время приятно — ведь за все долгое время одиночества Манвэ успел сильно соскучиться по проявлениям его страсти. Затем губы Саурона прошлись по его груди, прикусывая ареолы сосков, по животу и когда в паху зубы Саурона оставили еще несколько красных отметин на светлой коже, Манвэ наконец посетила жестокая догадка.
— Ты… был с кем-то еще? — понял он.
Вид у светлого вала был такой опечаленный и поникший, что Саурон, будь у него хоть капля сердечности и сочувствия, непременно утешил бы Манвэ. Однако подобных чувств в душе Саурона не наблюдалось, и он совершенно бессовестно кивнул. В глазах Манвэ встали слезы. Он замер, уткнувшись в подушку и лишь изредка укрывшие его большие крылья вздрагивали, а кончики маленьких паховых крылышек нервно подергивались из-за тщательно скрываемых рыданий.
Саурон просто не понимал причины этих слёз. Кажется, он ничего не обещал этому глупому птенцу? Вот и нечего реветь. Ох, эти светлые. Такие чувствительные — вечно напридумывают себе что-то, лишь бы устроить сложности. И он совершенно спокойно улегся рядом, и его ничуть не терзал вид лежащего рядом Манвэ. К тому же, днем его ждали развлечения поинтереснее, чем развлекать соскучившегося валу.