— Не вздыхай. Жалости от меня не дождешься, ты это знаешь. — Тут же осадил его Саурон. А потом язвительно сказал: — Я не хочу, ясно? Попробуй мастурбировать, если тебе так неймется.
Вала даже раскрыл рот, услышав такое предложение. Он был слишком горд, чтобы опускаться до такого. Оставшийся путь до покоев Саурона они прошли молча. Вала напряженно кусал губу, не зная, чем еще его заинтересовать. А Тёмный Властелин даже не остался с ним на ночь. Лишь зашел в купальню ненадолго и отправился к кому-то из своих любовников, оставив Манвэ одного. Вала забрался на холодную постель и закутался в одеяло. Делать нечего, придется спать одному.
Он думал, чем бы еще привлечь Саурона. Почему раньше Саурон был так страстен и любвеобилен, а сейчас чуть ли не зевает в его присутствии? Быть может, дело в том, раньше Манвэ был недоступен, и Майрон получал удовольствие, соблазняя его во тьму и развращая? Или ему нравился образ беззащитного невинного ангела, которым казался вала? Что ж, строить из себя неприступный айсберг совсем не сложно… Если попросить Нарха приковать его к постели в какой-нибудь соблазнительной позе, он будет выглядеть беззащитным? А что, если сделать все и сразу и потешить инстинкт охотника в душе Гортхаура?
Эльф-орк выслушал его предложение недоверчиво и безо всякого энтузиазма.
— Получается, я должен похитить вас, господин, выкрасть, а потом еще и заковать? А господин Саурон отыщет, поймет, что это моих рук дело и… — он замотал головой отрицательно, показывая, что участвовать в авантюре не собирается.
Манвэ вздохнул: уговорить упрямого Нарха никак не выходило.
— Вернее всего, ему будет совершенно все равно, — признался он ему и себе самому.
Нарх поутешал его, сколько мог, даже притащил из кладовых вина, но славное дорвинионское только вогнало светлого в еще более слезливое настроение. Остаток вечера крылатый вала провел, обняв себя за колени и лежа на боку. Слезы заливали его лицо и он с досадой кусал губы, жалея обо всем: что покинул светлый радостный Валинор, что расстался с супругой и обо многом прочем. Манвэ прикрыл глаза и забылся, а когда очнулся, уже встало утреннее солнце, и вид светила воодушевил его. Что ж, если Нарх боится (глупый пугливый эльф!), то придется заняться “исчезновением” самому. Бросив взгляд на свернувшегося клубочком в углу на сундуке Нарха, вала потихоньку вышел.
Однако бывший орк приоткрыл темно-синие глаза и внимательно проследил за ним, стараясь красться потише. А Манвэ тем временем, дав себе слово забыть о Сауроне хоть на сотню лет, если понадобится, устремился вниз. Лишь бы не встретить орков… Но казармы были внизу, а на ярусах выше жили темные эльфы и павшие майар. Скоро путь ему преградил страж из числа мориквэнди-отступников.
— Кто ты такой и куда идешь? Назови себя! — строго потребовал он. Но Манвэ только задрал повыше нос и сообщил, что разговаривать с каким-то эльфом не собирается, а что он тут делает — не его эльфийское дело.
— Ах так? — разъярился стражник. — Да я сейчас запру тебя в темнице, и дело с концом!
Он явно принял Манвэ за кого-то из младших слабых айнур и повел за собой, дернув грубо за крыло. Манвэ не сопротивлялся и с затаенным удовольствием побрел за ним, за потом дал защелкнуть оковы на руках и ногах. Цепи были достаточно длинны, чтобы устроиться поудобнее, что Манвэ и сделал. Оставалось ждать, впрочем, стражник его осадил:
— Не надейся, кто кто-то станет тебя тут разыскивать. Господин появляется тут редко, — злорадно сказал он.
— Я и сам не хочу его видеть, — гордо ответил Манвэ.
Что ж, питье и еда ему не требовались, а чтобы вернуть чувства Саурона, он готов был на все. Потянулись дни ожидания, и Манвэ все чаще с ужасом думал: что, если Гортхаур и вовсе забудет о нем? В Средиземье у него было чем заняться. От войны и возведения новых крепостей до темных чар и молодых плененных эльфов, которых Саурон так любил за невинность. А он нем он просто позабудет. Может быть, навсегда.
Саурон и правда не сразу заметил отсутствие Манвэ. За последние дни вала успел ему надоесть своей навязчивостью и излишним вниманием. Поэтому первое время он привычно занимался делами, радуясь, что никто не отвлекает, а потом только начал понимать, что чего-то не хватает. Саурон задумался, пытаясь понять, что же он упустил. Лишь когда Тёмный Властелин вернулся в свои покои, и никто не повис у него на шее, он понял наконец, что его белокурый ангел куда-то исчез. Гортхаур спросил о нем у слуг, и когда те сказали, что не видели его несколько дней, майа не на шутку разволновался. Нарху досталось больше всех за то, что не уследил за валой. Саурон поставил на уши весь Мордор, чтобы найти Манвэ. Что удивительно, он больше всего опасался, что с ним что-то случилось, а не того, что вала сбежал и вернулся в Благословенный край, что казалось наиболее вероятным. Саурон сам обыскал всю крепость и, не найдя Манвэ, очень расстроился. Волнение не утихало. Неужели вала действительно сбежал? Быть может, его поймали-таки орки и, надругавшись над ним, выбросили куда-то как ненужную куклу, оставив скитаться бесплотным духом?
Лишь осматривая очередную темницу, он заметил белые перья на полу.
— Манвэ! — Он бросился отпирать решетку. Саурон накинулся на него, ощупывая везде и проверяя, не ранен ли он. — Что случилось? Ты в порядке? — взволнованно спросил он, осматривая крылья.
Вала едва заметно покраснел. Он отвык от внимания и, тем более, заботы. Манвэ расправил крылья, чуть подталкивая ими майа, чтобы тот приблизился.
— Все в хорошо, любовь моя, — смущенно проговорил он, — меня просто посадили сюда за то, что я гулял в неположенном месте.
Гортхаур покачал головой, видимо, сокрушаясь тому, что ему достался такой партнер. Он снял с его рук тяжелые оковы и привлек к себе, крепко обнимая. Саурон успел истосковаться по нему.
— И ты хочешь сказать, что все это время не мог освободиться? Это обычные кандалы, они даже не зачарованы. Или ты ждал, когда приду я и спасу тебя?
Разумеется, Тёмный Властелин сразу разгадал его план. Манвэ заметно поник, понимая, что вновь не дождется от любимого нежности и заботы.
— Неужели ты так пытался привлечь мое внимание?.. Глупенький. — Майа улыбнулся и, коротко поцеловав его в губы, начал отряхивать от пыли. — Конечно, в роли жертвы ты привлекателен, не спорю. Но ты и в своем алом наряде был хорош.
Саурон поднялся на ноги и закинул своего беспечного любовника себе на плечо, собираясь уходить. Но в последний момент он остановился и захватил кандалы.
— Раз уж тебе так хочется поиграть, не смею отказывать в этом, — плотоядно оскалился Тёмный Властелин, поглаживая висящего у него на плече валу.
Рука прошлась по бедрам и сжала ягодицы. Майрон приспустил его штаны и двумя пальцами осторожно проник в дырочку. Манвэ запротестовал. Саурон собрался уходить из подземелий и направлялся в свои покои. Ему совсем не хотелось бы, чтобы орки видели его со спущенными штанами висящим на плече Саурона. Но доказательство его возбуждения настойчиво упиралось в плечо Тёмного Властелина. Гортхаур ощутимо шлепнул свою ношу и бодрой походкой зашагал по коридорам. Манвэ брыкнулся пару раз, но шлепок по чувствительному месту только возбуждал, а не охлаждал его.
— Пожалей мою стыдливость, сокровище, — прошептал он на ухо Саурону, чтобы тот хотя бы не тащил его обнаженным на всеобщее обозрение. Но, оборачиваясь, Манвэ видел лишь хищную улыбку.
— Стыдливость? — Саурон обидно расхохотался. — Мне казалось, вы давно ее утратили, о владыка Манвэ Сулимо.
Ладонь его опустилась на ягодицу, разминая мягкую плоть, а потом снова хлестко шлепнула, оставляя горящий огнем отпечаток. Не успел Манвэ и пискнуть, как Саурон опустил его на пол и приковал к кольцам, которые были вмурованы в стены по всему периметру помещения — и неудивительно, поскольку это был тронный зал, где Гортхаур Жестокий предпочитал принимать своих пленников и добиваться от несчастных признаний в том, чего они не совершали. Это был, конечно, не общий коридор или галерея, где постоянно толпились орки, но и не уединенная спальня двоих владык. У двери стояли двое орков-часовых, иногда с донесениями и толстыми кипами листов в отчетах заходили советники Саурона… Впрочем, все были привычны, и увидев закованное призывно изгибающееся под ладонями Саурона очередное светлое создание, оставались невозмутимы. Ведь темный властелин был волен делать все, что ни пожелает, верно?