— Верно, — хрипло отозвался Грегори.
— Значит, Пламя извечно, и Жерло будет испускать Пламя до скончания времён, которого, быть может, и никогда не случится!
— Кто-то болтает, что Пламени в Жерле стало меньше… — попытался напомнить Вирл.
— Кто-то только и может, что болтать! — голос Арлинга становился чересчур громким. — И вообще, я слышал, что Жерло и раньше ослабевало, но с каждым разом воспламенялось вновь, еще ярче и сильнее прежнего! Я прав, наставник Грегори? Прав, скажите ведь?
— Безусловно.
И вновь перед Арли предстал не тот Грегори, которого он знал. Не тот, чей голос уверенно возносил величие Пламени и порицал неверные трактовки адептами катехизисов Служителей. Этот Грегори был погружён глубоко в себя, забывался пространными раздумьями и подолгу молчал, будто что-то припоминая. Такие изменения казались Арли странными, чужеродными. Оттого он был зол.
— И больше ничего не скажете? — от его возгласов некоторые адепты заворочались на своих тюфяках, а разбуженный Друзи что-то негромко промычал. Лузи, нёсший дозор, с недоумением следил за беседой, поигрывая остриём дротика.
— Я рад, что не все уроки проходили мимо твоих ушей, — сурово проговорил Грегори. — А теперь вам обоим следует поспать. Восстановите силы перед завтрашним переходом.
— Но…
— Хватит с вас сегодня разговоров о мраке, — отрезал Грегори, и маска его изувеченного лица не приемлела возражений.
Арли посмотрел на Вирла. Тот покладисто пожал плечами и полез обратно к своему тюфяку. Арли фыркнул и сделал то же самое. Грегори остался сидеть возле телеги, глядя куда-то во тьму. Недвижимый и облечённый далёкими грёзами.
Арлинг ещё долго не мог уснуть. Он лежал, повернувшись на бок, с зажжённым в ладони огоньком, и не сводил с него глаз. В Пламени находил он утешение в минуты сомнения — им же отгородился от тишины. Пламя было в этом мире раньше всего, всему дало начало, в том числе строптивому Времени. Пламя неизбывно, бессмертно, и нет в Тартарии такой силы, которая способна его укротить. Так уверял себя Арлинг, любуясь слабым огоньком, пока сон не навалился на него чёрной стеной.
ㅤ
Весь следующий день шли они по безжизненному однообразному тоннелю, а на третьи сутки достигли наконец Вьющегося тракта. У Арли страшно болели ноги, за семнадцать лет жизни ему ни разу не доводилось столько ходить. Он уже начал думать, что сойдёт с ума в этой нескончаемой базальтовой норе, когда впереди вдруг замаячило свечение.
Вьющийся тракт был главным торговым маршрутом Тартарии. Раньше Арли частенько слышал о нём из уст других Служителей, которые хранили память о мире за пределами Раскалённой Цитадели. Они рассказывали, что бароны Тартарии обмениваются друг с другом товарами, и караваны, везущие эти товары, ходят как раз по Вьющемуся тракту. Тянущийся на сотни миль, этот просторный, приземистый тоннель спускался вниз, закручиваясь исполинской спиралью, и миновал владения всех четырёх баронов: Хальрум и Гроттхуль на Верхних ярусах и Железные Норы с Грибной Топью на Срединных.
Но протяжённость и расположение были не единственными достоинствами тракта. Во всей Тартарии лишь на этой дороге произрастал необычный мох, который в народе называют тревеском. Стены и потолок Вьющегося тракта были обильно усеяны этим растением, испускавшим густой бело-синий свет. Благодаря этому любой путник, пришедший сюда без Пламени, или без гроттхульского огня, или без хальрумского свет-камня, с лёгкостью отыскивал дорогу и в конце концов куда-то приходил.
— Мой папаша возил по этому пути сырьё для духов, — хвастался адепт Чембл. — Маришкины глазки, блёскоголовики, сизопахучки — всё, что можно сбыть парфюмерам в Хальруме. И главное, разбойники не трогали почти: они ведь, коль гриб не вставит, даже не прикинут, насколько он ценный. А разбойников тут полно, чтоб вы знали… Э-эх, вот как сейчас эти поездки помню, хотя то почти в другой жизни было.
— Истинно так, — сказал Грегори, блуждая взглядом по испещрённому тревеском потолку пещеры. — Раз увидев Вьющийся тракт, забыть его уже невозможно.
И Арли понял смысл его слов, когда однажды отошёл от обоза, вступив во владения того света, что проливал тревеск. Он посмотрел наверх и увидел над собой десятки маленьких серебристых огоньков, светящихся на холсте безупречно чёрного потолка пещеры. Казалось, они рассыпались по камню в совершенном беспорядке, но Арли почему-то усмотрел в них чарующие узоры, и знакомые образы возникали в его памяти: крыши Подмётка, очаг в обеденном зале, Жерло Извечного Пламени… Он стал удаляться от обоза на каждом привале, чтобы поразглядывать эти дивные узоры — но как-то раз увидел в них лицо Боннета. И перестал смотреть.