А потом — забытье.
ㅤ
Сидя в отведённой для неё комнате и через амбразуру глядя на мерцающий свет-камнями город, Несса признавалась себе, что решительно ничего не понимает. Всё детство она только и хотела, чтобы эти люди стали её замечать, но когда её желание наконец осуществилось, всё вокруг только сильнее спуталось.
«Значит, твой отец — наставник в Цитадели», — сказала ей Эддеркоп, почему-то взявшаяся лично подобрать ей платье. «Да, — отвечала Несса и сразу смутилась. — Но теперь уж не знаю… Наставник, утративший Пламя, не сможет ничему научить послушников». — «Любопытно… — своими тощими пальцами баронесса перебирала принесённые лакеем наряды, иногда бросая на Нессу взгляд и мысленно примеряя на ней подвернувшуюся под руку шаль или корсет. — Грегори уже послал кудлохвоста в Цитадель. Ты останешься желанной гостьей в моём замке, но покуда вертишься рядом, выглядеть будешь прилично». И Несса с недовольным видом кивнула, принюхиваясь к запаху масла, которым служанка капнула ей на волосы после купанья.
Нессе хотелось объяснить правительнице, что она залезла в повозку с провиантом не просто так. Что теперь, когда её отца лишат звания наставника, в Цитадели им с матерью не светит даже роль кухарок. Она хотела признаться этой женщине, — которая, казалось, была не менее мудра, чем своенравна, — что она на всё пойдёт, лишь бы завоевать доверие людей, рядом с которыми росла, и которые вечно смотрели на неё как на высокомерную дурочку, освобождённую от присущих им тягот благодаря своему папочке.
Да, одного этого обстоятельства вполне хватало, чтобы её невзлюбили. Девочек в Цитадели не обучали, и всех женщин в крепости можно было пересчитать по пальцам. В основном это были слуги — кухарки, прачки, портнихи, — но не дочери наставника. Пока послушники и адепты жили по строжайшему распорядку, терпели голод, выговоры, носили лохмотья, стояли на углях, — Несса всегда была сыта, безвкусно облачена в ткани, подаренные отцу проезжими торговцами, а в течение дня занималась чем вздумается. Ей было ясно, что окажись она на их месте — тоже стала бы себя презирать за такую несправедливость. Но ведь это было только полбеды.
Против воли Несса слышала, как адепты говорят про её отца мерзкие вещи. Как-то раз, лет двенадцати, она спросила у матери, почему они так говорят, и получила небрежный, беспрекословный ответ: «Их гложет зависть». Её мать всегда отличалась покладистым, безликим нравом; она боготворила мужа, который подарил ей, в прошлом обыкновенной огороднице, хорошую жизнь и скорее приняла бы на веру новость о том, что свинокрысы выучили человеческую речь, чем злословие в его сторону.
Тогда ответ матери вполне устроил детский ум Нессы, но слухи всё множились, а с ними росло презрение в глазах адептов и их безразличие к ней. Одно время она часто пыталась привлечь их внимание — порой самыми глупыми способами, проказничая и докучая, чем только укрепляла их ненависть к себе. И каждый раз её потуги разбивались о стену холодного, презрительного равнодушия, приправленного столь же презрительным страхом перед её отцом, Неугасимым Боннетом.
Среди всех школяров особняком стояла ненависть Арлинга. Несса знала, что он родился где-то в пещерах, вероятно, в семье людей-без-огня, и был принесён в Цитадель наставником Грегори. Другие адепты часто над ним издевались, и положение изгоя роднило его с Нессой, но отчего-то он не любил её ещё больше других. Пересекаясь с ним в галереях крепости, случайно встречаясь с ним взглядами, когда он шёл в келью или на очередной сеанс, Несса не сомневалась: этот юноша сжёг бы её, выпади ему такая возможность. Желание спалить её плоть, выжечь ей глаза, превратить её кости в тлеющий уголь было написано у него на лице — и то было самое яркое чувство, которое кто бы то ни было питал к Нессе. Поэтому, хоть ей и было порой страшно находиться рядом с Арлингом, хоть она и была возмущена этой несправедливостью, где-то в глубине души ей хотелось, чтобы Пламя его злобы продолжало гореть.
Правительница Хальрума виделась ей кладезем рассудительности, которая с высоты прожитых лет найдёт способ решить любую неурядицу. Это было в её уверенной, гордой манере, это читалось в лицах её подданных, и величие города, которым она правила, сообщало об этом красноречивее любых слов. Но Несса не знала, о чём можно рассказать этой женщине, а что следует держать при себе — в интересах Служителей. Поэтому, после долгих примерок и утомительной подгонки платья под её фигуру, она лишь спросила: «Почему вы так возитесь со мной?»