Принц объяснил, что в самом городе огня всегда оставляют меньше, чем внизу, чтобы уменьшить вероятность пожара.
— А если огонь всё же перекинется на здания? — с вызовом поинтересовался Джошуа.
Принц улыбнулся:
— На этой случай у нас под боком Кольдфолд.
В самом деле, гроттхульцы наладили целую систему водозабора и отвода использованной воды назад в реку. Верёвочные краны свисали с края каждой улицы, и горожане, вращая тугие кабестаны, поднимали на свой этаж заполненные до краёв бочки. Использованную же воду сливали в длинные деревянные желоба, которые спускались вниз и уносили её дальше по течению Кольдфолда. Вдобавок выбрасывали в них разный мусор, будь то морковная кожура, мертвечина или содержимое чьего-то желудка.
— За слив помоев выше по течению в Гроттхуле отнимают руки, — поведал принц. — То же касается тех, кто засоряет Паэн.
— Действенно? — спросил Грегори, разменивая очередную ступеньку.
— Мало кому хочется лишиться рук, — пожал плечами принц. — Говорят, до того, как мой дед издал указ, в городе смердело так, что люди теряли сознание. Но теперь с этим лучше. Невозможно пить воду, смешанную с дерьмом.
— Хорошо бы те, к кому плывёт ваше дерьмо, об этом не задумались, — грубо заметил Дормо.
Принц хотел было ответить, но эту возможность отняли у него лязг кузнечных молотов, стук плотницких киянок и скрежет кожевенных ножей. Почти весь первый этаж города занимали ремесленные мастерские, мануфактуры, помещения складов и амбаров, где кипела работа. В плотном кольце стражи Служители следовали за принцем, а трудящийся люд кланялся и уступал им дорогу.
Процессия пересекла улицу, поднялась по длинной винтовой лестнице и вынырнула на следующем этаже. Теперь гремели уже не инструменты, но людские голоса; второй этаж целиком загромоздили жилые здания — от вполне солидных до самых несуразных. Немытые дети высовывались из окон, тыкая в Служителей пальцами. Мужики и бабы отвлекались от дел и начинали перекидываться толками: дескать, гляди, их сопровождает сам принц, нежто зарницы…
Показались попрошайки, купцы, выпивохи, и в памяти Арли сразу возник утлый народ Хальрума, который он прочно сочетал теперь с понятиями лжи и коварства. Смутная злоба стала душить его ещё сильнее, когда возле гостиного двора он заметил троицу деревянных идолов, один из которых изображал знакомую сгорбленную фигуру.
— Это Асваргот, покровитель города, — объяснил принц. — Рядом Мэлвэ — ундина, что живёт в нашем озере, а третий — вихт Вурииль, которому поклоняются фермеры.
Вырвавшись наконец из плена тесных, завитых в причудливые узлы кварталов, они поднялись по выбитым в скале ступеням и очутились на последнем этаже Гроттхуля. Принц подал знак стражникам, и те опустили деревянный мост, соединявший скальный переход с районом городской знати.
После долгого подъёма у Арли болели ноги. Он шёл по скрипучему мосту, тот мелко покачивался под ним, а далеко снизу свет факелов отражался от гладкой поверхности озера, и мост вдруг показался такой ненадёжной, такой хрупкой преградой между ним и высотой, что Арли ускорил шаг, подавляя тошноту. Дальше принц провёл их мимо усадеб гроттхульской знати — высоких, с разукрашенными портиками — к пышущему величием дворцу князя Крылана.
Вокруг было на удивление безлюдно; вход стерегли двое дружинников с секирами наперевес.
С фронтона на Служителей взирало огромное изваяние летучей мыши. Раскинув перепончатые крылья, раззявив пасть с тонкими и острыми клыками, она застыла, изготовившись броситься на добычу.
«Кого-то эта тварь сегодня слопает», — тоскливо сказал Джошуа, взглянув наверх.
ㅤ
Тронный зал был полон, когда Служители вошли. Вокруг толпилась дружина князя — крепкие, грозные воины в кольчугах, вооружённые секирами. В углу располагался альков, где за столом сидели несколько женщин и служанка помешивала черпаком в чугунном котелке.
Князь восседал в своём троне, искусно выполненном из дерева в виде реющих огненных языков. Правитель был сухопар, но прямо-таки необычайно высок; казалось, седалище с трудом вмещает его длиннющее тело. У него было скуластое, подвижное лицо, редкие седые волосы, маленькие глаза и тонкий рот. Своими чертами он навязывал невольное сходством с летучей мышью, украшавшей фронтон дворца и, как ни странно, герб княжеского рода.