— Верно, — подтвердил Грегори. — На какое-то время.
Через час пути произошёл ещё один толчок. К счастью, своды над караваном оказались достаточно прочны, но Грегори молился Жерлу, чтобы дальше по пути они не наткнулись на завал. Из бокового тоннеля тянулось облако пыли — провожатые стали кашлять, и Грегори велел обождать.
В этих пещерах обитали люди-без-огня. Может, их здесь жило немного, но стоило оставаться настороже.
Случившееся далее Грегори всегда объяснял не иначе как Волей Пламени. Других причин тому странному предчувствию, что повлекло его в затянутый пыльной дымкой тоннель, попросту не могло существовать. Протестующие оклики Джошуа и кашель разведчиков остались позади, а Грегори медленно углубился в мутно-коричневую пелену. Золотистый свет Пламени, колыхавшегося в руке наставника, окрашивал в жёлтый медленно оседавшую на камни пыль, а он всё шагал и шагал вперёд, как ошалелый, на шорохи последних опадавших камушков. Тогда он и увидел их.
Тяжёлый обломок диорита раздавил женщину. Из-под камней торчали только её ноги, перекошенные в посмертной судороге, и ручейки крови струились по углублениям в породе. Запачканный пылью мальчик, на вид лет четырёх, с грязными, скатавшимися волосами сидел рядом, обхватив колени руками. На голове у него виднелся кровоподтёк, оставленный упавшим камнем.
Мальчик сидел не двигаясь, безучастно глядя вперёд, и не шевельнулся, даже когда Грегори подошёл к нему. Наставник наклонился и попробовал взять его за плечо, но мальчик стал кусаться, отполз в угол и спрятался за телом матери.
«Бедняга, — думал Грегори. — Совсем маленький, но уже злобный, как слепыш. В одиночку ему не выжить».
Милосерднее было прервать страдания этого мальчишки, дабы ему не пришлось стать добычей других людей-без-огня или познать ужас голодной смерти. Даже убивая, Пламя могло нести спасение. Так решил бы Боннет — но Грегори не хотел опускаться до детоубийства. Он должен был наставить Служителей на другой путь, с чем и получил своё почётное звание. Коль скоро Воля Пламени привела его к этому ребёнку, нельзя просто забрать у него жизнь. Даже если подобные ему, вырастая, обычно сеют зло, Жерло может согреть его своим теплом, и тогда даже он сгодится для благих — если не великих — свершений.
Грегори схватил мальчика за обе руки, не давая тому царапаться. Обездвиженный, мальчишка перестал дрыгаться и замер — только поза его выражала враждебность, пока взгляд был неподвижен и пуст. Чрезвычайно пуст. Его зелёные, с тёмным отливом глаза почти не шевелились. Он только вертел головой да принюхивался — видно, зрение у него было развито плохо, как и у многих не знавших света дикарей.
Но его глаза… В них не было совсем ничего, никакого выражения — и сколь многое узрел в них Грегори…
Он узрел города, сверкавшие в зените своего величия, и города, лежавшие в руинах. Он узрел неведомые империи, что погибали в страшных муках, и всё новые и новые, выраставшие на их останках для того только, чтобы тоже истлеть и стать удобрением для грядущих. Он узрел глубокие озёра, скрытые в самых отдалённых, неизведанных никем пещерах, которые питали реки, пронзавшие от края до края всю Тартарию. Он узрел, как черепа плывут по этим рекам — цвергские, человеческие, драконьи, саламандровы — все вперемешку, несомые неотвратимым течением упадка, что не прекращалось от начала времён.
Истина. Ответ на вопрос, почему течение продолжает нести кости, заключалось в недужных глазах мальчика. Пока Грегори не может должным образом истолковать эту истину, но наступит время, и этот ребёнок, рождённый во мраке, поможет ему понять.
Понять истину… Руны «ара» и «лиг» — «правда» и «глубина», вместе будет «Арлинг». Дав имя этому ребёнку, Грегори открыл мир отродью мрака.
Истина, что режет слух
«Цверги ушли. От них нам остались развалины,
на которых мы воздвигли города, редкие артефакты
быта и язык, ставший частью нашей речи и
письменности. Открытым, однако, остаётся вопрос:
отдано ли всё это по доброй воле?» — Ванвальд
из Железных Нор, «Тартария предшественников».
С той поры, как Служители отбыли из Хальрума, Вирл почти не покидал библиотеку. Только скромная еда, которую приносил ему Корешок, отвлекала его от слоёв пергамента и кожаных переплётов, а к вечеру он иногда отправлялся бродить по городу, где, как и в стенах замка, находил живительный источник открытий.