Тщедушный библиотекарь поначалу следил за архивариусом в оба глаза, как и положено следить за чужаком, дорвавшимся до сокровищницы знаний. Но Корешок ведал не понаслышке, какая страсть пленяет Вирла, — он ещё помнил свои юные годы, — и в скором времени стал доверять архивариусу, видя, в каком исступлении тот поглощает книгу за книгой, забывая об отдыхе и пище.
Вирл впитывал сведения разрозненно, неконтролируемо, как объедающийся сладостями ребёнок. Нелегко было упорядочить почерпнутое, нелегко было запомнить всё до последней чёрточки, но архивариус действовал на износ — и в значительной мере преуспевал. Каждый раз, открывая фолиант, он заново собирал по тоненьким крупицам своё представление о мире Тартарии, и каждый раз это представление немного отличалось от того, которое имел он прежде.
Не счесть всего, что узнал он Хальруме, о вотчинах других баронов, о Тартарии вообще. Но пуще всего Вирла увлекала загадка народа цвергов: их завораживающая культура, широкое наследие и — столь таинственное, внезапное вымирание.
После своего разговора с Корешком и его туманных намёков Вирл уже не мог отступиться. Борхес из Хальрума и Ванвальд из Железных Нор — два виднейших учёных ума Тартарии — стали главными его наставниками. От и до прошерстив их рукописи, Вирл ощущал себя в странном родстве с этими людьми, будто всю жизнь с ними знался, хотя ни тот, ни другой не дожили до его рождения. Погружаясь в их труды, он думал, сколько всего интересного мог бы спросить, случись ему свидеться с ними, сколько всего мог бы им рассказать и сколь много дремучих тайн им удалось бы вытащить на поверхность, объединив усилия.
Так настал день свидания с баронессой.
Вирл не знал, когда правительница затребует его к себе, но предполагал, что Корешок докладывал Эддеркоп о его успехах, и та пригласит архивариуса, когда сочтёт готовым к беседе. Он оказался прав. Капитан городской стражи Норбиус заявился в библиотеку и скверным тоном приказал Вирлу следовать в покои её милости. Вирл не раз замечал, как этот тучный, хамоватый мужчина кроет зычным матом солдатню, но перед баронессой весь его норов блекнул, уступая место кроткому и услужливому смирению.
Леди Эддеркоп сидела перед большим камином в глубоком кресле, покрытом шкурой слепыша. Вид у неё был усталый. Обстановка вокруг Хальрума накалялась; беженцы всё прибывали, а знать выказывала недовольство в связи с закрытием города и опустением продовольственных складов. Последние несколько дней баронесса провела в сплошных совещаниях и аудиенциях. Её немолодое лицо, отражавшее свет тлеющих углей, казалось бледным и нездоровым, но глаза смотрели с всегдашней насмешливой проницательностью.
Вирл вошёл в сопровождении капитана и поклонился.
— Можешь оставить нас, Норбиус, — голос баронессы звучал хрипловато.
— Слушаюсь, — ответил капитан и удалился с той же безропотностью, с какой в присутствии госпожи делал всё.
Эддеркоп указала Вирлу на низкий табурет, стоявший возле огня. Он сел.
— Полагаю, моя библиотека будет посолиднее цитадельской, — произнесла Эддеркоп, переводя взгляд на угли. — Для того, кто вырос в келье, там найдётся над чем поразмыслить.
— О да! — восторженно отозвался Вирл, и глаза его блеснули. — Я смиренно благодарю вас за дозволение прикоснуться к её богатствам. Мало где ещё можно отыскать такую коллекцию — разнообразную, объёмную, старинную… Осмелюсь заявить: она восхитительна!
Баронесса улыбнулась уголком своих бесцветных губ, явно восприняв восторги архивариуса на свой счёт. Потом она снова поглядела в огонь и задумалась. Вирл тоже молчал, боясь раздражить утомлённую правительницу каким-нибудь неосторожным словом.
Вдруг она повернулась к нему и задала ожидаемый вопрос, который, тем не менее, застал Вирла врасплох:
— Ну и? Что ты думаешь о мире теперь, когда узнал о нём столько нового?
Вирл не сомневался, что этот вопрос прозвучит, но по какой-то причине совсем не пытался себе на него ответить. Он не знал, с чего ему начать; мысли и впечатления путались, свирепо сражаясь за первенство, но никак не соединялись в единый тезис, описывающий всё, что он узнал и обдумал за последние несколько дней. Да и мог ли такой тезис вообще быть сформирован?
— Воистину, мир куда богаче и больше, чем я представлял… — Вирл стал рассеянным, принял выражение ребёнка, вышедшего за палисадник родного двора. — Его населяет много существ, о которых я никогда не слышал; иных я очень хотел бы встретить, когда как другие ужасают даже с картинок… Он полон мест, где я всем сердцем желаю побывать, и полон таких, от которых кровь стынет в жилах. В нём живут люди — вроде бы одни и те же, хотя совершенно разные, и все без конца враждуют, враждуют между собой… Впечатление такое, словно большую часть своих книг люди посвящают войнам. Войнам, а ещё воспеванию своих владык… — он застенчиво взглянул на Эддеркоп. — Я видел сразу несколько рукописей, посвящённых вашему светлому правлению.