Визг обожжённого нетопыря взметнулся к потолку пещеры. Как только опасность была повержена, исчез и гигантский ящер, оставив после себя только маленькие костерки Пламени на камнях. В коридоре звенели сапоги приближающейся стражи, но Арли, не слыша и не видя ничего вокруг, приблизился к тому месту, куда отбросило чудовище.
Там, в пыли, неподалёку от раненой женщины, лежал обнажённый и скулящий от ожогов Фелинн.
ㅤ
Княжеского сына заключили под стражу. Арли был закован в кандалы и доставлен к барону, чему не противился, понимая, что в руках правителя были жизни Друзи и Нессы. Да и сам он после боя с чудищем — которое внезапно оказалось Фелинном — пребывал в полнейшей растерянности. Арли понимал: если бы не пламенный ящер, лежать бы ему сейчас с перегрызенным горлом, как та девушка, имевшая несчастье встретить Фелинна до него…
Легенды о саламандрах ещё с послушничества знал каждый школяр Цитадели. Добрая часть устных сказаний, посвящённых светлым дням ордена, упоминала духов Пламени, живущих глубоко в Жерле. И всё-таки, если верить словам Вирла, саламандр в Тартарии не видели уже лет сто. Служители, способные обуздать мощь этих существ, давно уж превратились в миф; ещё более неправдоподобной казалась мысль о саламандре, заключённой в предмете гардероба.
Как бы хотелось ему сейчас услышать догадки Вирла! Архивариус на всё имел соображение — если не своё, то хотя бы почерпнутое из книг. Почему-то в столь неподходящей обстановке Арли вдруг задался вопросами: как устроился его друг в Хальруме? добыл ли знания, которые хотел отыскать? Сколь многое им предстоит обсудить при встрече, если последней суждено будет состояться…
Арли привели в помещение с прямоугольными нишами в стенах, подталкивая сзади закованными в железо ладонями. Каждую нишу прикрывала гранитная плита с вырезанными на ней рунами; дрожащий свет приплясывал на камне. Барон сидел перед плоским скальным образованием, которое располагалось в центре и служило чем-то вроде стола. Его маска была приподнята на лоб, но лица Арли не видел. Ротте был занят трапезой, и звон серебряной посуды эхом отражался от стен. На земле, возле ног правителя, примостился Хрящик, тихо напевавший не своим голосом какой-то жуткий мотив.
Когда адепт приблизился к правителю, из тени выступил его мрачный телохранитель и преградил путь. Громила не проронил ни слова, но по хриплому дыханию и терпкой вони Арли понял, что тот готов убивать. Хитрое, по-детски любопытное лицо шута обратилось к Арли; звякнули колокольчики на высокой дырявой шляпке.
— Чудовище! Чудовище! — весело завопил он. — Княжий сынок любит красненький сок!
— Оборотень, а? — просипел барон, покашливая и отправляя себе в рот очередной кусок пищи. — Так-так, всё интереснее и интереснее… Княжеский сын оказался кровопийцей — не потому ли Крылан выслал его с глаз долой? Или, быть может, надеялся прикончить меня его клыками? Не ясно, не ясно… Куда важнее то, что ты сражался с ним — и даже рану получил…
— Я ничего не знал о том, что он оборотень, — признался Арли. — А вы откуда знаете? Никто не видел бой.
— Мой лекарь осмотрел раны девушки и княжеского отпрыска тоже, — объяснил барон. — Сомнений быть не может. Жаль девочку… кхе-кхе. Она жива, но впала в летаргию… Нам в Норах не нужен лишний рот — придётся умертвить. Нехорошо, что мне приходится расходовать подданных по вашей вине. Весьма нехорошо.
Телохранитель издал звук, похожий одновременно и на смешок, и на урчание голодного хищника. Трое или четверо стражников караулили у входа — бежать было некуда. Если барон захочет прикончить его, то почти наверняка преуспеет. Если до этого дойдёт, Арли попытается сжечь его первым.
— И всё-таки… — задумчиво прохрипел Ротте, натягивая маску и с трудом поворачиваясь к адепту, — всё-таки я бы не хотел портить мою дружбу с Цитаделью, убивая или пленяя одного из Служителей. Не трону я и твоего приятеля княжеских кровей, хотя его… особенности меня очень интригуют, особенно в свете отношений с его отцом.
Арли готов был поклясться, что изувеченное болезнью лицо ухмыльнулось под маской, когда он произнёс последние слова. Барон кряхтя поднялся с железного табурета и медленно подошёл — или подполз — к ближайшему углублению в стене.