— И всё-таки цверги вымерли, — тихо сказал Вирл. — Находки дают повод заключить, что их исчезновение связано с войной… или, скорее, с истреблением.
— Наталкивает на весьма конкретные догадки, не правда ли? — настойчивость баронессы сообщала, что ей интересен даже не сам ход мыслей архивариуса, но то, как усвоенное отзовётся в нём.
— Я не хочу в это верить, — Вирл замотал своей белобрысой головой, надеясь вытрясти из неё одну единственную идею — идею о том, что его орден мог быть причастен к уничтожению целого народа. — Доказательств слишком мало, чтобы утверждать подобное!
— Ваши наставники, конечно, не рассказывали, как они боролись с врагами раньше, — прохладно заметила Эддеркоп. — А вот жители Подгорья и пары других деревень со Срединных ярусов имеют на этот счёт иное представление. И методы, которые Служители применяли в ещё более дремучие времена, чтобы сохранить влияние… — она многозначительно покачала головой. — Трудно поверить, что орден, которому ты клялся служить, не такой белый и пушистый, каким представлялся. Но я бы нисколько не удивилась, случись мне узнать наверно о причастности Служителей к цвергскому вымиранию.
Вирл не знал, как возразить. Правительница Хальрума была не из тех, кому перечат, но скверно другое: возразить было нечем. Особо воинственные наставники даже не скрывали, что в былые годы орден мог помыкать народом Тартарии в той степени, в какой считал необходимым. А в хальрумской библиотеке Вирл нашёл ещё больше упоминаний о деспотичных методах насаждения Воли Пламени, практиковавшихся орденом задолго до Изгарного Раздора.
И всё это — не считая следов гари на руинах цвергскигх городов. Не считая останков, носящих явные следы сожжения.
— Пройденную дверь познания стерегут врата невежества, — подавленно заключил он.
— Слог Ванвальда чванлив, но он во многом прав, — Эддеркоп удовлетворённо кивнула. — Видишь этот меч?
Рукой, украшенной бирюзовыми перстнями, она указала поверх огня. Только теперь Вирл обратил внимание на роскошное оружие, висящее над пастью камина. Позолоченную рукоять украшали неизвестные символы, в широкой прямой гарде виднелись драгоценные камни. Клинок был длинный, в четыре локтя, и отливал мягким серо-фиолетовым блеском.
— Он передаётся в моём роду из поколения в поколение, — сказал Эддеркоп. — Женщины обычно не машут мечами, так что с начала моего правления он висит здесь.
— Какая необычная сталь, — с чувством протянул Вирл, рассматривая меч.
— Его имя — Дитя Сдвига. Сталь, из которой он выкован, не родится в Тартарии. Никто не знает, когда этот клинок был создан и какой мастер его изготовил. Может, он и не из Тартарии вовсе, а откуда-то ещё. Из-за пределов известного нам мира, из места, с которым мы связаны так или иначе. Истинное значение этого меча затерялось в тени времён, но для меня он служит напоминанием. Символом того, что мир недоступен всецелому познанию, и всё, что ни есть вокруг, следует подвергать сомнению.
Вирл не мог оторвать взгляда от странного клинка. Он действительно источал какую-то потустороннюю энергию, от которой приятно кружилась голова. Сложно было не воспринять слова баронессы всерьёз, видя перед собой это живое чудо, иконную тайну, воплощённую в острое, как зуб земляного дракона, лезвие и превосходный эфес.
Из-за пределов известного нам мира… Разве такое возможно?..
— Вижу, мои слова возымели должный эффект, — сказал баронесса. — Что же, это мне льстит. Свои исследования можешь продолжать сколько будет нужно. Быть может, знания, принесённые тобой в орден, изменят его в лучшую сторону.
Вирл встал и низко поклонился.
— Ещё раз спасибо вам за оказанную поддержку, — он в самом деле был несказанно благодарен этой женщине за всё, что она для него сделала.
Архивариус робко развернулся и направился к двери. Как слепыш, отхвативший кусок сочного мяса и жаждущий поскорее проглотить добычу, он теперь хотел остаться наедине со своими размышлениями.
Но тут баронесса остановила его, как бы случайно о чём-то вспомнив.
— Ах, и ещё одно, — непринуждённым тоном сказала она. — Мне доложили, что ты часто вынюхиваешь что-то в городе. Это так?
Вирл замер, стыдливо сцепив вместе руки и покраснев. Он до последнего надеялся, что баронесса не затронет эту тему, отдавая себе отчёт, как выглядели его любознательные похождения.
— Я…
— Можешь не трястись, я ни в чём тебя не подозреваю, — смягчилась Эддеркоп. — Если бы не доклады Корешка, подозревала бы. Но благодаря его восхищённому заступничеству я больше чем уверена, что твоя тяга к знаниям просто рвётся за пределы книжных корок. Но в этом случае хочу тебя предостеречь. Твой друг, которому я подарила плащ… Ему крупно повезло, что его только опоили и ограбили в нижних кварталах. Люди, которые обитают там, по-настоящему опасны. Они, словно дикие звери, готовы вцепиться в брошенную им кость и не оставят от тебя мокрого места, если нарвёшься на неприятности.
— Но ведь вы ими правите! — удивился Вирл.
— Верно, я ими правлю, — Эддеркоп заёрзала в кресле и быстрым движением поправила край шкуры. Замечание Вирла рассердило её. — И посему знаю их натуру как никто другой. Сильная власть не может быть близка народу. Та власть, что приравнивает себя к низам, либо слаба, либо лжива. На этом всё, мальчик. Теперь ступай.
ㅤ
Грозила ли ему опасность? Пожалуй, да — и Вирл с самого начала об этом знал. Его удивило, что баронесса так отзывалась о своих подданных, но он уже успел насмотреться на прелести нижних кварталов Хальрума. Бедность и жестокие нравы правили в них бал. Ворью и жуликам не было числа — выходя в город, Вирл старался не брать с собой вещей, о которых мог пожалеть, и держался в стороне от безлюдных проулков.
Из-за пределов известного нам мира…
За всю свою жизнь слышал ли он нечто более удивительное, маловероятное, интригующее? Он уже понимал: множество бессонных часов предстоит ему биться над разгадкой этих слов. В отличие от баронессы, Вирл стремился к ответам, а не к туманным концепциям, даже если по отношению к поставленному вопросу сам он был лишь крохотной, неприглядной букашкой. Возможно, вся его дальнейшая жизнь будет положена на поиски разгадки, но именно из-за того, как велика была эта задача, не следовало думать о ней сейчас.
Разумеется, его прогулки по Хальруму носили не только лишь познавательный характер. В голове Вирла засела идея, идея глупая и рискованная. Вирл не был смельчаком — скорее, совсем наоборот — и всегда держался в стороне от неприятностей. Но была у него одна зловредная особенность. Если ему хватало решимости во что-то ввязаться, Вирл становился этим одержим, одержим болезненно и необратимо.
Он должен был отыскать человека с ножом. Отыскать и призвать к ответу за то, как он обошёлся с Арли. Вирл, конечно, обещал последнему, что не станет лезть в неприятности. В обычных условиях он бы так и сделал, но только не после их разговора в библиотеке. Арли рассчитывал на Вирла — можно сказать, напрямую просил его о помощи. Вирл знал Арли с детства и видел, что противоречия, одолевавшие того с ранних лет, обострены теперь до предела. Он просто не мог оставаться в стороне. Все эти годы Арли был рядом, и Вирл должен был отплатить ему, должен был наказать человека, причинившего Арли зло.
С этой целью он заявился в тот самый бордель, где Арли столкнулся с обманом. Вирл специально пришёл в заведение пораньше, когда в нём было не так много народу, и взял это за привычку, чтобы не влипнуть в неприятности. Неприятности, однако, назревали сами собой, ибо Вирл, даже при всей своей невзрачности, слишком отличался от завсегдатаев публичного дома. Сидя за дальним столом, он не заказывал выпивку, а если угощали, всегда оставлял её нетронутой. Более того, он совсем не пользовался услугами, ради которых обыкновенный работящий хальрумец обычно посещал это место, чем привлекал к себе много нежелательного внимания.
Осторожными, но весьма назойливыми расспросами Вирл пару раз едва не нарвался на кулаки. Большинство сонных забулдыг, авантюристов и лодырей, обретавшихся в борделе до полудня, слали Вирла в бездну, но некоторые всё-таки вспомнили человека с ножом в виде земляного дракона на шее.