- На-ка, разберись, тут по твоей части.
В шкатулке оказалось два отделения. В одном лежало несколько очиненных гусиных перьев и вставленная в специальное гнездо медная чернильница, в другом - плотный пергаментный свиток, вернее, несколько свитков, вложенных друг в друга. Первый оказался картой округи, которую должен был принять под свое начало новый смотрящий. Выполнена она была в той же технике, что и захваченная, в свое время, у "пятнистых" и была очень подробной - с обозначением всех населенных пунктов, дорог, переправ через реки, даже тропинок через леса.
Алексей так и впился глазами в карту.
- Михайла, где мы сейчас находимся?
- Здесь. - Мишка ткнул пальцем в карту. - Вот дорога, вот мост, а за мостом острог.
- Угу, понял, а вот до этого селища далеко будет? - Алексей ткнул пальцем в точку, возле которой стояла надпись "д. Грибница".
- Это небольшая деревенька. Смотри: если просто точка, то это небольшое селище, если кружочек - селище побольше, если кружок и внутри его точка - еще больше, а если кружок внутри полосками заштрихован - самое большое, из тех, что тут есть.
"Вообще- то, ТАМ маленьким кружком с точкой принято обозначать населенные пункты с численностью от десяти до пятидесяти тысяч жителей. Но ЗДЕСЬ совсем другие масштабы -пятьдесят тысяч жителей может не быть даже в Киеве. Сан Саныч, наверняка сделал на это поправку. Только, вот, какую?".
- Понятно, а далеко отсюда и вот досюда? - Алексей, кажется, решил всерьез заняться изучением географии.
- Сейчас, погоди, покажу, как расстояния измерять.
Мишка выломал из стоящего в углу веника раздвоенную веточку, приложил к масштабной линейке и обрезал концы рогульки так, чтобы расстояние между ними было чуть больше полутора километров. Получился примитивный циркуль.
- Вот, это - верста. - Мишка пошагал "циркулем" по карте от хутора до моста и сообщил результат: - Шесть с половиной верст.
- Понятно. - Алексей забрал у Мишки "циркуль" и увлеченно начал что-то измерять на карте, потом досадливо поморщился и крикнул в сторону дверей: - Эй! Кто-нибудь! Еще свету принесите!
Через краткое время в горницу вошла женщина, оглянула на Алексея с выражением подлинного ужаса на лице, бочком прошла к столу, сунула на него светец с лучиной, подставила широкую миску с водой для падающих угольков и торопливо выскочила в сени.
"М- да, внушил дядя Леша трепет в сердца хуторян. Поразительный он, все-таки, мужик. Иногда бандит бандитом, жестокий до садизма, иногда очень здравомыслящий, "на грани мудрости" наблюдатель, умеющий извлечь полезный урок из любого обстоятельства и преподать этот урок другим, иногда сентиментальный, чуть ли не до сюсюканья. И воин умелый, и человек бывалый, и… матери нравится. Столько всего намешано, прямо по Пушкину -"Ужасный век, ужасные сердца!". Только по-настоящему ужасным будет не нынешний век, а следующий - тринадцатый. Ладно, не отвлекаемся, что там у нас еще имеется?".
Следующий пергаментный свиток оказался совсем маленьким, но Мишка даже не стал его разворачивать, потому что внутри него обнаружились свернутые в трубочку листы бумаги! Желто-серая, толстая, шершавая - нижайшего качества, но БУМАГА! Мишка, вспотевшими вдруг руками, развернул листы. Чистые - неисписанные, пять штук, формат, чуть побольше, чем А4, видно, что отрезаны от листа гораздо большего размера. Мишка так долго перебирал пальцами эти пять листов, что даже Алексей оторвался от карты и уставился вопросительным взглядом. Пришлось отложить пустые листы и развернуть маленький пергамент.
Еще один сюрприз! Даже не глянув на короткий текст, не поняв ни содержания, ни назначения документа, Мишка впился глазами в печать. Она была не восковой и не из какого-то другого материала, используемого для таких целей, не подвешенной к пергаменту на шнурке или ленточке, а оттиснутой прямо на листе - чернильной! Этот бюрократический фетиш произвел на Мишку даже большее впечатление, чем бумага.
В центре печати был изображен Журавль, держащий в клюве извивающуюся змею. Впрочем, качество изображения было такое, что птица, запросто, могла оказаться и цаплей, и аистом, но судя по прозвищу боярина, это, все-таки, был журавль. По краю печати имелась надпись, но в колеблющемся свете двух лучин разобрать ее было совершенно невозможно. Текст же на пергаменте был краток и категоричен: "Как будто я сам приказываю".
- Мандат. - Произнес Мишка вслух.
- Что? - не понял Алексей.
- Здесь написано: "Как будто я сам приказываю". - Объяснил Мишка. - Но не сказано, кому эта грамота дана, любой ей пользоваться может. И обрати внимание: пергамент не новый, скорее всего, достался в наследство от Ионы, а тому от предыдущего смотрящего.
- Это что же, я с этой грамотой могу явиться куда угодно и приказывать?
- Туда, где нового смотрящего еще не видели - да. В острог за мостом, например, не сможешь - новый смотрящий туда уже заезжал.
- А сюда? - Алексей ткнул пальцем в карту. - Как думаешь?
- Если он ехал из Крупницы, то вряд ли - село далеко в стороне стоит.
- Ага! А пути до него от острога - всего лишь день, я подсчитал.
- Ты что, хочешь целое село отсюда увести? Так бесполезно же! Поля не сжаты, огороды не убраны, чем холопов до нови кормить будешь?
- Не я их кормить буду, а ратнинская сотня. Просто так они сюда не пойдут, а за хорошей добычей - с радостью. Обзавидовались же куньевской удаче! Короче, Михайла, давай Корнею грамотку писать. Утром, вместе с ранеными и отправим. Через болото идти - полдня, потом, даже если взять двух сменных коней, в дороге все равно один раз заночевать придется. Так что, грамотку Корней получит только послезавтра. Поднять в седло желающих сходить за добычей, да дойти сюда - дня два-три. Вместе, считай, дней пять. Давай-ка, бери писарскую снасть и пиши. "От Алексея Корнею…".
Мишка развернул один лист бумаги, придавил его края, чтобы не скручивался, шкатулкой и латной рукавицей, откупорил чернильницу. Сам удивляясь тому, как ожили рефлексы более, чем сорокалетней давности, обмакнул перо в чернила и скребанул кончиком пера по краю чернильницы, чтобы согнать излишки чернил и не уронить на бумагу кляксу. Вспоминая, ненавидимые в первых классах школы, уроки чистописания, вывел: "От Алексея Корнею…".