Серега едва дождался, когда мама поцелует их и уйдет. Когда дверь детской закрылась, он тут же уткнулся в подушку и беззвучно заплакал. Это получилось само собой. Очень уж многое скопилось в нем за день. Двухлетняя Ленка, конечно, услышала его всхлипы и тоже принялась тихо подтягивать.
— Ты-то чего, дура, ревешь!
— А ты?
— Хочу и реву, не твое дело! А ты не реви.
Но не реветь она уже не могла. Она была маленькой, и она была сестрой, и так уж выходило в этой жизни, что все у них было общее: еда, игрушки, радости и горести. А значит, порцию Серегиных слез волей-неволей тоже приходится делить пополам. Серега понял, что кто-то просто обязан прекратить первым. Ленка не могла, она была совсем крохой, значит, надо было успокоиться ему.
— Не надо, Ленчик, — Серега перебрался на кровать к сестренке, обняв, принялся целовать в пухлые щечки. Лицо у нее было мокрым от слез, еще и сопли дорожками тянулись под носом. Хорошо, под рукой нашелся платок. Вытирая ей личико, он справился наконец и с собой.
— Ты босе не будес? — гундосо спрашивала она.
— Конечно, нет.
— А чего левел?
Серега на минуту задумался. Можно, конечно, было рассказать ей все. Про кладбище и салют, про девушку на фотографии, но стоило ли? Все-таки она была совсем еще малюткой. Два с небольшим года — что она, елки зеленые, поймет-то? Кроха же!
Его снова накрыло волной жалости — на этот раз к крохотуле сестре. Он принялся гладить ее по голове и лепетать какой-то вздор про палец, прищемленный дверью. А еще он говорил ей, что этой зимой они вместе поедут на Северный полюс. Южный-то уже открыл Амундсен, а Северный не открыл никто. Потому что полюс постоянно перемещается. Каждую минуту и каждую секунду. И получается, что открыть его невозможно. То есть каждый, кто приходит туда, открывает его как бы заново. Леночка мало что поняла из его сумбурного рассказа, но все-таки успокоилась. А еще чуть погодя заснула. Серега ей позавидовал. Иногда хорошо быть маленьким. Ни забот тебе, ни хлопот. И заснуть можно за пять с половиной секунд. Другое дело — взрослые: кряхтят, ворочаются, все время о чем-то думают, переживают. То есть само слово «переживать» он осмыслил только сейчас. Переживать — все равно что переваривать съеденное за день. И если пища тяжелая, ядовитая, то будет полное несварение. И переживая дневные неприятности, взрослые, конечно, страдают. По второму и третьему разу… В этот вечер Серега тоже ощущал себя взрослым.
Осторожно, чтобы не разбудить Леночку, он перебрался обратно. За дверью гудел телевизор, голоса доносились напряженные, абсолютно не детские. Кино для взрослых, о взрослой жизни… Почему-то дети мечтают о том, чтобы вырасти, и все при этом хотят кем-то стать: летчиками, пиратами, артистами. А вот он никогда не хотел быть взрослым. И не мечтал о взрослой профессии. Почему-то всегда верил, что самое счастливое время — это то, что есть у него сейчас. Может, потому и ревел, что неожиданно шагнул из детства. Пока только одной ногой, но даже такой шаг его напугал. Как пошутил однажды приболевший отец: «это мой первый звоночек!». Кажется, он имел в виду что-то другое, но Сереге почему-то виделся в минувшем дне этот самый загадочный «звоночек». Что-то тихо прозвонило там, на кладбище, — и он не ко времени услышал.
Серега никогда и никому не рассказывал о том вечере, а Ленка, конечно, напрочь все позабыла, но для него взрослая жизнь началась именно тогда. И с того же непростого вечера шар земной на какую-то малую долю стал вращаться чуть медленнее. Как пластинка, которая вот-вот остановится.
Глава 9
То есть Серега думал, что помнит о том вечере только он. Оказалось, нет, — Мишаня Крабов тоже помнил. Потому что стоило им присесть на лавочку у больничного крыльца, как он вынул из кармана конфету, молча протянул. Серега оторопело взглянул на нее и не пошевелился. Он-то ожидал подвоха! В самом деле, из кармана Краба могло вынырнуть что угодно, но только не конфета. К примеру, кастет, ножик-раскладушка или брелок с человеческим черепом-свинчаткой. А тут…
— Не боись, — сипло сказал Краб. — Это не с кладбища.
Он ничего не стал пояснять, но Серега моментально сообразил, о чем он. Краб действительно все помнил — и кладбище, и салют, и фото той девушки. Кто знает, может, у себя дома он тоже тогда ревел в подушку. Серега успокоено вздохнул. Этой своей конфетой Краб совершил невероятное — взял и отсек от времени добрый ломоть, снова переместив Серегу на несколько лет в прошлое. По крайней мере, на секунду-другую Серега вновь ощутил себя глупым наивным мальчуганом, не умеющим делать даже такой малости, как пугачи с поджигами.