— Поздно молиться, но еще не поздно попасть в рай. Честно. Ты можешь умереть не от руки шайтана, а от моей руки, руки неверного. И твои руки при этом не будут связаны. Ты умрешь в бою, Максуд. Но…
Максуд успокоился. Кивнул. Потом вперился широко раскрытыми черными глазами в Пурдзана.
— Чем, скажи… Зачем он тебе? Возьми меня! Служи мне!
Пурдзан закинул ногу на ногу, стряхнул щелчком пылинку с копыта. Покрутил пальцем бороду. Борис за спиной показал ему украдкой кулак. Но Пурдзан всего лишь нагнетал обстановку — для большего эффекта.
— Нет, эфенди, — сказал он, наконец, — нет. Ты слишком благочестив.
— Я?! Да я…
— Аллах все знает. Я — чуть меньше. Но для данного случая — достаточно. Тебе путь — в рай, правда, скоро. Идин-ага пойдет со мной, правда, попозже. Скажи ему то, что он просит, и я тебя не трону.
Максуд помрачнел. Пожевал полными губами. Помолчал. Вздохнул.
— Спрашивай.
Борис потер ладони.
— Ну-с, каковы планы Габдуллы?
— Я не знаю, почему…
— Меня обмануть хочешь?! — заорал Пурдзан и замахнулся копытом.
Максуд снова замолчал. Потом снова вздохнул.
— Габдулла даст тебе выйти. Ты получишь железо, повезешь назад — тут он тебя и возьмет, в нейтральных водах. У него два катера, типа твоего, и по двадцать человек на каждом.
— Сам будет?
— Сам не будет. Мне сказал движок твой поломать.
— Ясно. Все?
— Все.
Борис за спиной сделал знак Пурдзану. Тот вскочил, схватил Максуда за ухо.
— Пошли, грешник.
— Нет! — крикнул Максуд, — еще скажу.
Пурдзан сел на место. Максуд торопливо заговорил.
— Трудности есть. Кесарян все еще мести хочет.
Борис беспокойно поежился.
— Скользкий? Я же ему…
— Ты ему денег дал, он взял. Но ему твоя жизнь нужна. Ты сам понимаешь…
— Теперь понимаю.
— Габдулла ему пообещал твою жизнь. Скользкий ему заплатил, он и выложил твой маршрут. Думал, заберет железо, а там и Скользкий подоспеет. Но Скользкий решил брать тебя в турецких водах.
Максуд сквозь иллюминатор глянул на небо. Небо покрылось нежно-лиловым налетом, сквозь который проступили первые звездочки.
— Скоро. Стемнеет через час, через два ты увидишь Скользкого. У него три катера, два простых, один армейский, торпедный. На торпедном будет он сам. Габдулла не сунется, будет ждать, авось ты отобьешься. Мне он поручил тебе рассказать. Предупредить. Не сразу, а когда ты обо всем договоришься и в море выйдешь. Я же и с Вадимом говорил. Там — как обычно. Это все.
— Все?
— Все.
Борис подумал и кивнул. Потом внезапно резким ударом по затылку лишил Максуда сознания. Развязал, спрятал удавку в рукав.
Вместе с Василием они отволокли тело наверх. Матросы были на своих местах — никто не удивился тому, что творит хозяин. Наверное, хозяин творил всякое, и довольно часто.
Борис оглянулся, позвал:
— Юсуф! Балласт сюда, с петелькой, скорее! И канат.
С кормы прибежал крупный лохматый парень. Он протянул Борису шлюпочную балластную болванку с приделанной к ней проволочной петлей. Борис надел петлю Максуду на ногу и затянул. Василий понял, что таких специально приготовленных болванок на катере Бориса должно быть приготовлено немало.
Борис обвязал тело Максуда канатом, поперек груди. Другой конец каната он прикрепил к крюку небольшого грузового крана.
— Помоги, Вась.
Василий и Юсуф молча перекинули Максуда за борт. Борис дернул рычаг в основании стрелы — стрела медленно повернулась, и Максуд повис за бортом, в двух метрах от края. Болванка, привкрепленная проволочной петлей к его ноге, болталась у самой воды. А вода, потемневшая к вечеру, бежала назад, за корму, туда, где остался Стамбул.
— Вода темная, — сказал Борис, — мы уже в Черном море.
Увидев, что Ольга покинула носовую палубу и пришла посмотреть на экзекуцию, Борис пояснил:
— Понт Эвксинский.
— Мы говорим — "Русское Море". Казнишь?
— Казню. Милосердно, кстати. Дай шланг.
Ольга подняла с палубы шланг, подала Борису. Борис повернул вентиль и обдал лицо Максуда струей воды.
Максуд открыл глаза. Повертел головой. Кивнул.
Борис вытащил из кармана пистолет, снял с предохранителя. Максуд забеспокоился, но Борис сказал ему:
— Ты умрешь в бою. От моей руки. Я обещал.
Из другого кармана Борис вытащил вороненый метательный нож с рукояткой, обмотанной проволокой.
— Лови.
И он кинул нож Максуду. Максуд поймал нож за лезвие и тут же метнул его назад, в Бориса. Быстро, один за другим, раздалось три выстрела. Первая пуля попала в нож, две остальные — Максуду в лоб. Тело толстяка обмякло. Нож упал к ногам Бориса. На рукоятке была вмятина от пули.
Борис поднял нож, сунул в карман. И четвертым выстрелом перебил канат. Тело Максуда, погибшего в бою от руки неверного, упало в темную воду и пошло ко дну, увлекаемое чугунной болванкой. Борис вернул стрелу грузового крана в прежнее положение, отмотал от крюка остаток каната, протянул Юсуфу.
— Убери. И передай всем приготовиться, на нас Кесарян нападет, — он глянул на часы, — скоро, через полтора часа. Беги.
Небо стало совсем черным, вода — тоже. Но в воде не было звезд. Вода казалась вязкой и одновременно упругой. Она напоминала Василию о чем-то неприятном… Да! Вода напоминала необъятное тело Васьмирукого!